Да, Ваен, точнее, несоответствия в его поведении очень смущают, но причин, объективных причин для придирок, кроме долбоклюистой аристократической спеси, у меня нет. Все его поступки более чем достойны. В серьезный бой влез? Влез! По собственной инициативе, между прочим, не ожидая просьб и не выставляя условий. Клятву дал? Дал! Очень серьезную клятву для этого мира. А потому, Нина Николавна, смирись с тем, что мечта твоя о спокойной жизни только для себя любимой больше несостоятельна. Может, лет через пятьдесят, если повезет, ты опять к ней вернешься. А пока, за работу.
В следующий раз я очнулась от постороннего звука. Оказывается, это настойчиво окликал Гунар. Эк я опять задумалась.
— Нина, детка, как ты себя чувствуешь?
Прислушалась к ощущениям. Спать не хотелось, голова ясная, усталости особой нет.
— Неплохо, спасибо дядюшка. А вы почему не спите? Ведь поздно уже. — Гунар сидел в кресле и явно наблюдал за мной некоторое время.
— Не так уж и поздно, чуть за полночь.
Да ладно! Доверять своим внутренним часам не рискну, но мясо на завтрашнюю похлебку варится и пена с бульона снята; лук-морковка спассерованы в промышленных количествах, я так привыкла дома делать, сразу на две — три готовки; овсяная крупа томится на еще горячей печи, а сама я перебираю гречку на завтрак и уже, по ходу, заканчиваю. Это, что я все переделала за каких-то тридцать — сорок минут? Серьезно? И покушала еще…
На лице Гунара блуждала лукавая улыбка, наверное, ход моих метущихся мыслей от него не укрылся.
— Я смешная?
— Ты чудесная. И, да, немного забавная. Ты ведь не поняла, да?
А я, действительно, не поняла. Что не так-то?
— Время, Нина. Ты немного изменила ход времени. Разве ты раньше не замечала, как много успеваешь сделать, если сосредоточишься или задумаешься?
Пожалуй, замечала, одно вязание скоростное чего стоит. Но я полагала, что мне просто такое тело досталось, ну, с повышенной моторикой, про таких говорят в руках все горит. А вот поди ж ты.
— Так это что получается я время ускоряю? Или, наоборот, замедляю? — Гунар только хитро усмехнулся.
Никак не соображу, как это может сочетаться. Ведь, минут сорок прошло, как я из своей комнаты выползла. Чтоб столько лука пожарить много времени надо, и перемешивать постоянно не отходя. А у меня дел переделано, как минимум на два часа. Все непонятнее, однако.
А, без разницы, есть инструмент, значит, нужно научиться им пользоваться. Ну, не знала я, как работает деталька под названием «оперативная память», но это не мешало мне пользоваться компьютером.
— Даже не знаю, что тебе ответить, детка, позже сама разберешься. Ты себя как чувствуешь? Уставшей?
— Да нет, можно еще в бумагах Ваена поковыряться. Все равно надо подождать, мясу еще долго вариться.
Пока расчерчивала новые таблички, пересказала Гунару, что вычитала в записках Николая, то есть, Норда. Дядюшка совершенно сник, когда до него дошло, что его предок был мучительно несчастлив.
— Мне очень горько, что такой исключительный человек страдал среди нас, — старый маг действительно огорчен.
— Не совсем так, дядюшка, — и не было в этот момент ничего естественнее, чем отложить карандаш и погладить старика по руке, — он страдал больше оттого, что не смог принять действительность и приспособиться. Николаю казалось, что принимать новую жизнь, когда уже отдал ее, это предательство по отношению к исконному прошлому.
— А ты? Ты так не считаешь?
— Не считаю, — Гунар обрадовался, а меня просто распирало словами, — но я, дядюшка, все равно никак не могу примириться и злюсь, очень, очень злюсь. У меня была налаженная жизнь, я многого добилась и была вполне собой довольна. Впереди было около десяти, а то и больше, лет достаточно комфортной жизни. Без печек, лазанья по горам, примитивных мастерских и скудной еды, которую надо добывать прикладывая прорву непривычных усилий. Без непонятной магии и совершенно дикой морали.
— Но ведь у тебя впереди гораздо более долгая жизнь и молодое тело, чем же ты недовольна?
И что мне сказать этому весьма пожилому человеку, который долгих сто семьдесят лет ждал моего появления, чтобы выполнить обет, взятый на себя в юношеском порыве?
Как объяснить, что меня бесит и вымораживает эта ситуация, в которой я полностью лишена выбора? Что молодость, это, вроде как хорошо, но я уже пережила одну, не особо легкую, долгую и не слишком счастливую судьбу, от которой изрядно устала. А теперь придется начинать все сначала, да еще в абсолютно незнакомой реальности, а моральных сил прибавилось не слишком. Что я чувствую себя загнанной в угол, оказавшись без средств к существованию, зато с обязательствами божественного масштаба?