До рассвета еще часа три, если верить внутреннему хронометру. Рань несусветная и бессмысленная, на мой взгляд! Но мужчины, они местные, могут о нравах кочевников знать больше.
И верно, малый обоз из четырех кибиток, крытых все тем же войлоком, уже готов был тронуться, но почему-то стоял, и, похоже, стоял давно, даже запряженные лошадки, крепенькие и мохнатые, откровенно дремали. Что-то наших знакомцев задержало, только поэтому мы их и застали.
— Яркой луны, — поприветствовал Гунар выскочивших нам навстречу незнакомых парней. Бурнусы распахнуты, капюшоны откинуты, изогнутые клинки наголо, жуть.
— Я Нина Корреш, пришла проводить шамана Халаха. — Пока топали, я выпала из мыслительного каматоза, зелье у Гунара классное, да.
— Он занят, горожанка.
Горожанка, это я, да? А что, логично, раз они для нас — кочевники.
— А уважаемый Фарх-ар не согласится с нами поговорить? Хотелось бы увидеть и его.
— Занят!
— А Дораш-ар-пасса?
Незнакомый кочевник зашипел что-то обвинительно-ругательное.
— Он болен? — А ведь для Ваена эта фырчаще-шипящая какофония имела какой-то смысл. — Среди нас имеется целитель, мы можем помочь.
— Помогли вчера, наверно вы и есть те, кто отравил Дораша?
Та-ак. Парень, похоже, животом мается, а тут в воздухе витает мысль, об отравлении, и отравили именно мы, потому как ел он вчера у нас на пиру. И неважно, что Халах и Фарх здоровы, а Дораш где угодно, чем угодно травануться мог, если только это не… Ой, мама…
— Фарх-ар, Нина здесь! — Хорошо, что голос попридержала в последний момент, вспомнив о предрассветной тишине, но и этого хватило, чтобы вдали забрехали собаки, а лошадки вскинули головы испуганно всхрапывая.
Дальняя кибитка качнулась, приоткрылся полог, плеснуло неярким светом. Из темноты материализовался мой знакомец. Без бурнуса он выглядел не таким огромным, распущенные волосы всклокочены, скулы каменеют, как мегалиты Стоунхенджа, глаза злые, прищуренные. Ой! Да не было бы рядом со мной двух представительных спутников, молча бы скрутил мою хлипкую шейку, руки вон так и подергиваются в нетерпении…
— Опять ты? Какое горе ты еще принесла, гюрза блеклая…
— Что с парнем? Живо говори, а лучше покажи, болван, с нами целитель! — Про гюрзу лепечешь? Бери выше, кобра я, кобра, а что блеклая, так на правду не обижаются.
Из интересующей меня кибитки раздалась гортанная команда, Фарх взметнул руки в досаде. В ладонях моих мужчин засияло. Правильно, фаербол против меча, это убедительно.
— Пойдемте. Шаман зовет. — Убитый тревогой, отчаявшийся отец делает мучительно трудный шаг в сторону, так ему не хочется нас пускать.
Дораш лежал скрючившись от боли, поджав ноги к животу, на пожелтевшем виске блестел жирной пленкой пот. Халах делал над ним какие-то пассы. Едва мы с Гунаром вошли, оставив Ваена снаружи, как он бессильно уронил руки уступил удобное местечко целителю.
Уговорить парня повернуться на спину стоило некоторых усилий. Старый целитель комментировал все, что улавливали его чуткие пальцы-локаторы. Тошнота несильная. Резь в области пупка, и правее.
Только не аппендикс, только не аппендикс. Но подсознание уже знало, что да, он треклятый.
— Жар есть? — Гунар кивнул и по́днял на меня глаза. Ткнула пальцем повыше паха, в то место, где по моим непросвещенным прикидкам может быть этот гадостный отросток кишки. — Воспаление есть?
Пальцы целителя затрепетали в указанном месте. А я молилась, чтобы тутошнее целительство имело власть над этой проблемой, потому как антибиотиков нет, о хирургическом вмешательстве и речи не идет, разве что хилерство получило шанс на развитие в этом так похожем на родной, мире.
О воспалении аппендикса и его признаках я знала многое, так же как и о накладывании жгутов, фиксации переломов, обработке химических и иных ожогов. С людьми работала, на опасном производстве, за технику безопасности отвечала. Много чего знала по верхам из оказания первой помощи. Однажды кубометр опилок руками перетрясла в поисках оторванного станком пальца. Обрубок этот промышленной вытяжкой утянуло в бункер выгрузки. Успела, пока скорая ехала. Спасли мужику конечность.
Меж тем, Дораш под руками Гунара немного расслабился, надо полагать, что целитель не только диагностикой занимался, но и обезболивал по-тихому.
— Есть воспаление. Сильное. Вот такое. — Гунар показал пальцами овал сантиметра в четыре. Он был деловит и спокоен. — Мне часа три понадобится, чтобы его остановить.