— Пойдем, — демонстративно прошла прямо сквозь Сару, попутно скормив ей немного силы, — разок тебе покажу. На улице гадить не смей, заставлю все убирать.
На оскаленные зубки этого товарища даже внимания не обратила, у меня Ваен за спиной, если уж ему дед-шаман не указ. И вообще, я тоже смехом давлюсь, только вбитые в подкорку законы гостеприимства не позволяли присоединиться к веселью друга. Паренька, конечно, жаль, но уж больно настроение у меня сейчас приподнятое, отдых и новые продуктовые перспективы сотворили чудеса с моим самочувствием.
— Вот, — указала вернувшемуся Дорашу на высокую миску и горку лепешек вчерашней выпечки, — перекуси и пойдем, покажу, где у нас моются.
Гостя при виде угощения перекосило. Глаза его заметались в поисках еды посущественнее, но я-то не готовила, у меня только бульон, который Ваен с аппетитом прихлебывал из кружки, он опять притащил какие-то бумаги и устроился на другом конце обширного стола.
— Я попозже тебе рыбки дам. — Жалкая попытка примирить парня с действительностью, понимаю, но ему нельзя тяжелой пищи, хотя бы до вечера. И пусть пациент мне не очень верит, но я не постеснялась напомнить ему о наказе деда. Уверена, что ему велели быть скромным.
— Как ты себя чувствуешь, Нин? — Ваен с чего-то решил быть внимательным. Снова калькулятор понадобился? Ну что ж, он сам подставился.
— Спасибо, неплохо. Что за цифирь ты опять принес?
— Счета. Есть у меня подозрение, что по некоторым по два раза казну списали. Поможешь?
— Так рыбу ты принес, чтоб меня простимулировать? — Глазам своим не поверила, но дружок мой смутился.
— Не то чтобы, — замялся он, — Гунар сказал, твое здоровье требует, а у тебя нет времени ехать на рыбный привоз. — Еще б я знала, что такое, вообще, существует.
— А про муку ты недавно мечтала.
Дораш тихонько печалился, попивая свой бульон прямо из миски, игнорируя ложку. Его кислый вид не мог поколебать моего приподнятого рыбой и мукой настроения, его портила необходимость проследить за помывкой этого сына степей, тут мне мерещились всякие ужасы начиная с неравного боя на кулаках, заканчивая сольным выступлением Сары, после которого я парня отцу вменяемым не верну.
— Дораш, ты почему такой смурной, болит что-нибудь? — лохматая белобрысая голова вяло изобразила отрицание.
— А ты вправду деду помогала меня лечить? Дед сказал, что это ты догадалась, где болезнь засела, он меня неправильно лечил, думал — отравление. Я помню, что ты там была.
— И я, и Ваен, и мой названный дядюшка Гунар.
Вот чего угодно ожидала, но только не того, что этот товарищ отставит недопитый бульончик, встанет и отвесит поклон в пояс. Мне. Ваен удостоился сдержанного наклона торса и удара кулачищем в грудь. Аж гукнуло.
Часть 30
После такого пафосного проявления признательности начать скандалить из-за мытья было неуместно и Дораш обреченно поплелся за мной в мыльню, подозреваю, что узкий проход под скалой сыну степей неприятен до клаустрофобии, но ничего, путь совсем недлинный.
— Да я мылся недавно, — бубнил он мне в макушку, потому как двигаться старался едва ли не вжимаясь в мою спину.
— Ага, на улице, холодной водой из тазика, неделю назад, — похоже, угадала. Хотела было отвлечь парня рассказом, почему нужна диета, но не успела, мы пришли.
Я уже корила себя, что не попросила Ваена об услуге, гордыню тешила, сам ведь не предложил. Не то, чтобы я опасалась или даже стеснялась. В мужском коллективе работала. Да и неинтересна я этому парнише, старая потрепанная женщина. Пацану ведь не двадцать, как я думала — поменьше, он еще растет. Этот вывод напрашивался сам собой даже при беглом взгляде на коротковатые рукава не такой уж новой рубахи. Дораш повыше Киры, но явно мельче отца и в росте и в кости. Точно растет, значит, ему лет шестнадцать — семнадцать. Терпеть не могу этот возраст. Каждый год у меня было две недели пыток, когда профильное ПТУ, гордо заявлявшее, что оно колледж, присылало десяток юных бабуинов на практику. Мне всегда казалось, что это смески обезьян с тараканами, а в голове у них сопли пополам с гормонами. И если практика проходила без острого конфликта, я считала сезон удачным. Самым злополучным был год, когда пэтэушники не только меня достали, но и мужиков. Мало того, что они прятались от работы, как тараканы, лезли в опасные станки, как обдолбыши, хамили и прочая, прочая… Ой, лучше не вспоминать!