Глава двадцать четвёртая
К тому времени, когда Лина вышла во двор жилого дома, Вова уже сидел в отделении, а Полина лежала в травматологии. Бой произошёл вовсе не в квартире Санталовых, а в той, что они снимали в прошлом году.
Девушка решила извлечь из ситуации максимальную выгоду, то есть получить деньги и от заказчицы, и от мужа похищенной. Это она так своим подельникам сказала, а может, планы на Санталова у неё были иные, но теперь уж этого не узнаешь. Несмотря на то, что Полина следила за Линой, главного она не увидела: того, что живут они в другом доме. Решила, что в гости туда ходят. Поэтому, когда парни увезли Лину в гараж, она отправилась прямиком в бывшую съёмную квартиру, где уже третий месяц проживал владелец. Почему так получилось, что после ответа на вопрос о Санталове Полина не ушла, а оказалась в гостях? Хозяин квартиры, разведённый мужчина в возрасте за сорок, журналист-фрилансер, в отличие от приятеля владеющий несколькими языками, а поэтому зарабатывающий большей частью в зарубежных изданиях и несоизмеримо больше, что с первого взгляда было заметно, показался ей перспективной добычей. А он с первого взгляда понял, что девица не против, и дурак бы он был, отказавшись от добычи, которая сама прибилась к порогу. Прошло довольно много времени, пока Лину привезли в гараж, потом пока она натолкнула Вову на мысль о неверности Полины, потом дорога назад в Жаброво, потом Вова с Линиными ключами слегка замешкался внизу, потому что электронный ключ к чужому домофону не подошёл. Позже он в подъезд всё-таки проник вслед за жильцами. А когда Вова стал ковыряться чужими ключами в замке квартирной двери, то хозяин не бросился сразу открывать, а позвонил соседу. В результате мужики Вову немножко попинали, а вся такая внезапная, противоречивая вся Полина вдруг кинулась Вову защищать. В результате слегка пострадали соседи, а Вова вдруг тоже оказался противоречивым и пару раз вмазал Полине. Потом приехала полиция и рассортировала компанию.
Теперь, когда встаёт вопрос о выписке Полины из стационара и последующем запросе о содержании под стражей, она просит Лину о встрече.
– Нет, – решительно говорит Санталов.
– Ванечка, я обучаема, – реагирует на запрет Лина. – Я помню, что ты предупреждал меня о том, что помоечные кошки опасны. И я с ней не общалась и впредь не собираюсь, она меня просто выследила.
А через пару недель в абсолютно спокойной обстановке Лина просто подвернула ногу на том же крыльце торгового центра, даже не упала, а зацепилась руками за перила, устояв и только слегка встряхнувшись. И то, чем она пугала похитителя, произошло. «Вот ведь накаркала», – подумалось. И Иван, как назло, в поездке по районам. Пусть муж в пути не дёргается, решила ему не звонить, и вообще никому. Ну хоть что-нибудь она должна сделать самостоятельно! Например, родить.
– У вас как, были запланированы партнёрские роды? – спросила у Ивана Ильича присоединившаяся вместе с Витецким к нему в поездке в перинатальный центр Рая.
– Ну нет, – замотал головой Санталов. – Этот стресс мне не по силам. Я вчера чуть не сдох, когда приехал, а её нет. Звоню, а она говорит, что родила.
– Говорят, отцы хотят присутствовать на родах, если отсутствовали при зачатии, – заржал его приятель.
– Кончай балагурить, – прикрикнула на него подруга. – Прежде чем на глаза жене под окном появиться, пойдём-ка давление померяем, папаша. Что-то мне ваш бледный вид не нравится. А ты, юморист, не усугубляй.
Она, действительно, увела Санталова в приёмный покой. А Витецкий, поглядев на сердитую медичку в справочном окне, выловил более добродушную, как ему показалось, в годах и в весе, и спросил, как можно обойти ограничения и повидать родственницу.
– Мальчик недоношенный, в реанимации. Ничего особенного, носовое дыхание, с терморегуляцией, понятное дело, проблемка. Да чуть подержим в кувезе, завтра, может, уже кормить начнёт. Стоит там, дурочка, рыдает у окна. Ныряйте туда, где скорые подъезжают – и на второй этаж. Но я вам ничего не говорила!
Лина стояла у окна между реанимационной палатой и коридором. Витецкий тронул её за плечо. Она развернулась, всхлипнула и уткнулась ему в грудь. Он как-то растерялся, гладил её по спине и не знал, что сказать. Схохмить в своей обычной манере – как бы хуже не сделать. Через Линину голову он заглядывал в окно и не решался спросить, какой из двух младенцев, находившихся в огромной палате, её. На его взгляд – оба страшненькие.