— Дело номер 20—21345, Рэйм, Гарольд, убийство второй степени! — гаркнул секретарь.
Через вращающиеся двери справа, предназначенные для ответчиков, заключенных под стражу, завели невероятных размеров мужика с блестящей лысиной и могучими розовыми руками, сплошь покрытыми яркими татуировками. Он даже не шел, а еле волочил ноги. Такой мог бы вырубить Зака одним взмахом руки. Адвокат, мельтешивший рядом с ним — молодой долговязый парень, кучерявый, в очочках, — скорее напоминал профессора литературы, чем защитника по уголовным делам. Он наклонился к своему устрашающего вида клиенту и ласково улыбнулся, а потом сказал что-то, отчего мужик злобно зыркнул на него.
— Адам Ротштейн, Бруклинская служба государственных защитников, ваша честь.
А вот и он.
Появился новый прокурор, чтобы забрать дело у блондинки, вероятно, потому что это было дело об убийстве. Сейчас в Нью-Йорке меньше трехсот убийств в год. Обвинения в убийстве стали чем-то особенным. Новый прокурор был значительно ниже ростом, чем Адам Ротштейн, но его костюм был тщательно отглажен, да и сам он выглядел куда более отдохнувшим. Новый игрок на поле — очень полезно, когда тебя вызывают на рассмотрение одного-единственного серьезного дела, а не бросают в людское море мелких преступников, многие из которых тем не менее заперты в Райкерс вместе с Заком и этим чудовищным мужиком.
— Подсудимый признает свою вину? — спросил судья монотонным гнусавым голосом.
— Не виновен! — заявил подсудимый.
Судья продолжал что-то изучать в своих записках.
— Что по поводу залога?
— У моего клиента трое детей, и ему нужно возвращаться на работу, — пылко начал Адам звеневшим от переизбытка чувств голосом. Мне так и хотелось сказать: притуши фитилек. — Его семья местная. Его уже арестовывали в связи с мелкими хищениями, у него нет машины и паспорта. Он никуда не денется, ваша честь.
— Ваша честь, это дело об убийстве, — возразил прокурор, излучая спокойное моральное превосходство. Я вспомнила, каково быть на его месте — в буквальном смысле возвышаться над всеми в зале. Головокружительное ощущение. Господи, какой же дурой я была, принимая власть, которую мне давало положение, за что-то, чего я добилась сама.
— Улики продемонстрируют, что это явная самозащита, — не унимался Адам. — Убийца заявился домой к моему клиенту, вооружившись охотничьим ножом.
— Обвиняемый застрелил его еще на подходе к дому на расстоянии более тридцати футов, — сообщил прокурор, манерно растягивая слова. — Хотите сказать, вашему клиенту не хватило силы духа просто запереть входную дверь?
Судья, похоже, не слушал ни одного ни другого.
— Назначен залог в двести тысяч.
Он ударил молотком, и слушание закончилось.
— Что за херотень? — зарычал подзащитный на Адама, пока его тащили прочь из зала. — Ты чего творишь, мудак!