– Привет, мама, – улыбнулась она Лидии Степановне. – О, и теть Галя здесь! Здрасьте!
Лидия сдержанно поприветствовала дочь кивком, осведомилась:
– Почему не позвонила? Я не знала, что ты приедешь.
Девушка неторопливо прошла вглубь комнаты, стащила с затекших плеч рюкзак, поставила у дивана, где сидела Петровна, уселась рядом.
– Целый день звонила, – ответила она, с прохладой глядя на мать. – Ты трубку не брала.
Учительница мысленно отругала себя за глупость: она действительно забыла взять с собой мобильник, уходя собирать малину.
– Как практика, Таечка? – подала голос пришедшая в себя Галина.
– Да ничего, – отозвалась девушка, – вполне обычная скукота. Универ мыли, общагу, садили кусты какие-то.
Соседка заговорщицки улыбнулась: ее дети тоже всегда так говорили.
Лидия Степановна подала дочери чашку чая.
– Что значит скукота? Это же так приятно – деревья сажать, в порядок родной университет приводить, – назидательно проговорила она, пристально глядя на дочь, будто пытаясь рассмотреть ее мысли. Та же неопределенно пожала плечами и отпила чай.
– Ну, может.
– Тай, а ты Дину Сойкину зна… – начала было Галина, но суровый взгляд Лидии заткнул ей рот не хуже крепкого мужского кулака, сунутого под нос.
Таисия чуть приподняла бровь. Удивилась, наверное, чего так мать сердится, подумала Петровна.
– Знаю, а что?
– Ничего. Галина Петровна просто… – вмешалась было мать, но соседка быстро перебила ее:
– Пойду-ка я лучше, девчонки. Мне еще картошку окучивать… – и, не прощаясь, вышла. Она хорошо знала: при Лидии Тайке и сказать-то ничего нельзя, будто та дите малолетнее, а не крепкая рослая девка, которой бы уж и замуж пора. Да и без заскоков, в отличие от матери.
– Что это с ней? – спросила девушка, задумчиво глядя на закрывшуюся за соседкой дверь. – Обычно ее и палкой не выгонишь.
Лидия недовольно поджала губы, уставившись в какую-то видимую лишь ей точку.
– Ты пей, пей чай, – сухо отмахнулась она от дочери. – И не выражайся, не о ровеснице говоришь.
Тая угукнула, в два больших глотка осушила чашку, легко подхватила увесистый рюкзак и отправилась в свою комнату, нервно расплетая на ходу короткую, но толстую и аккуратную косичку.
Глава третья
Ночь была неспокойной. Небо то и дело вспыхивало немыми зарницами, на короткие мгновения выхватывая из темноты шевелящиеся призраки деревьев и кустов. Шумел и гремел всем, до чего мог дотянуться, ветер. Где-то заливалась лаем растревоженная воцарившимся беспокойством собака. Явно надвигалась буря.
Лидия заперла дверь, наглухо закрыла все окна, несмотря на духоту. Дочь провожала внимательным взглядом каждое ее движение, но ни о чем не спрашивала, знала, что бесполезно: мать все еще относилась к ней как к несмышленому ребенку и не считала нужным посвящать ее во «взрослые» вопросы. И доказать обратное – как и вообще что-нибудь доказать – этой жесткой и упрямой женщине было попросту невозможно. Она никогда никого не слушала, кроме самой себя.
Вздохнув, Таисия раскрыла книгу и с головой погрузилась в увлекательный приключенческий роман, оставив мать наедине со своими мыслями и переживаниями.
А Лидия Степановна, приняв лекарство для сердца (из-за которого она и провела в больнице целый месяц), решила, наконец, что все дела на сегодня закончены и тоже взялась было за книгу, но, бегло просмотрев пару страниц, устало закрыла ее. Голова гудела, хотелось только одного: поскорее заснуть. Но сон не шел, уж очень напряженным выдался день. Полдня ушло на сбор малины. Таисия так неожиданно приехала. Да еще это нелепое, ужасное убийство… Галина рассказала ей все, что знала: про то, что мать девушки увезли в больницу с инсультом, и про жуткие увечья, нанесенные убитой.
А еще то, что убийца проник в дом за дорогим, кажущимся надежным забором, не в абы какой. Замок на высоких металлических воротах остался цел, соседи ничего подозрительного не видели и не слышали. Будто не человек, а призрак совершил открывшийся несчастной матери ужас.
В доме, как сказала Галина, – почти идеальная чистота, если не считать бережно, будто в издевательство, укрытого покрывалом трупа. Если какие-то следы борьбы и были, то их умело уничтожили. Как же соседи, которые в день убийства находились на своих участках, не слышали никаких криков? Дачное общество ведь не город, слышимость здесь прекрасная, все все друг про друга знают. Напрашивалась мысль, что девушка была знакома с убийцей и сама впустила его в дом.