— Чего вы вообще к нам пристали? Может, вы хотите наш дом обыскать?
И рассказала, как Лилька тогда шмонала наши сумки, когда у нее потерялся айфон. Мама Л стала извиняться. И потом все равно прошла по комнатам — проверила, нет ли Лильки под кроватью или за занавеской.
Когда мы были маленькие и ходили друг к другу в гости, то прятались вот так — в шкафу. Или под кроватью. Чтобы пугать родителей, когда они приходили нас забирать. Когда я была в гостях у Л, я всегда пряталась на втором этаже кровати. А она любила забираться в наш шкаф-купе. Нам было лет семь или восемь. Тогда отец Л ее уже бил?
Лилькина мама опять извинилась, а потом пошла проверять наш балкон и ванную. Обыскивать нас.
Наверное, это у них семейное. Если им надо чего-то найти, они ни перед чем не остановятся. А может, когда людей унижают все время, они перестают уже понимать, что можно, а что нельзя, что обидно, а что нет? Не знаю.
Я видела, что моя мам разозлилась. Но она спокойно разрешила все посмотреть. Сказала, пожав плечами:
— Нам бояться нечего. У нас все в порядке.
Я подумала, что надо научиться так пожимать плечами. Чтобы мне верили.
А Лилькина мама расплакалась. И начала говорить, что «Лиля с папой поссорилась». Так и сказала: «Поссорилась». Ни про нож, ни про сотряс, ни про синяки не говорила. Я даже почти поверила Лилькиной маме. Спросила:
— А она на катке упала, да?
И Лилькина мама сказала:
— На катке, на катке.
И мне было видно, что она врет. Я это точно знала. Ну, допустим, как если бы шел дождь, а человек говорил, что светит солнце, а я этот дождь бы тоже видела.
Короче, мы попрощались и обещали позвонить, если Лилька найдется.
Мам закрыла дверь, пошла ко мне в комнату и спросила:
— Ты ее внизу прячешь?
Я сказала, что нет. Но это все равно звучало как «да».
И на экране у меня сплошняком — адреса социальных центров и телефонов доверия. И я еще ляпнула, что Лилька упала на катке. А если мы с ней не встречались и не разговаривали, как бы я об этом узнала?
Короче, мам меня расколола за одну минуту. За одну фразу.
Вообще, когда родители говорят: «Я все равно уже все знаю», — это психологически очень бьет по нервам. Даже если они не знают, а только притворяются и пробуют тебя развести на информацию, будто вы в «мафию» играете.
Но тут все серьезно.
И мне очень хотелось посоветоваться. И вообще как-то сказать спасибо маме — за то, что ей можно доверять. Что она не ударит.
Мне раньше в голову не приходило, что можно быть благодарным человеку за то, что он не собирается тебя бить.
Ужас.
Мама сразу мне пообещала, что не выдаст Лильку. И что что-нибудь придумает. Я ей верила. Но все равно сказала:
— Ты поклянись.
Мам спросила, чем именно надо поклясться. А у меня в голове не было ни одной мысли. Потому что мам не верит в бога, она мне говорила. Мне в голову лез только мультик про Сейлор Мун, как она несет возмездие во имя Луны. И мама поклялась Луной, как в малышовом аниме.
Мы немножко улыбнулись. Стало легче.
Мы закрывали нашу дверь, а Марсик ворчал. Он не любит, когда мы уходим без него не вовремя. Мам ему сказала, как всегда по утрам говорит:
— Я на работу, остаешься за главного.
Это была такая обычная фраза. Из обычной жизни.
Мы соврали собаке.
Когда мы вошли в квартиру Ирины Болеславовны, Лилька сидела на кухне у телика и мотала темарик из соседкиных ниток. Она смотрела сериал. Не наш с ней любимый, а какой-то дурацкий комедийный, из тех, где тебе подсказывают, в каком месте надо ржать.
И было видно, что ей ни разу не смешно, а страшно.
Когда мы вошли в квартиру и моя мама включила свет в комнате, Л закрыла голову ладонью. Боялась, что ее сейчас ударят.
Мам сразу сказала:
— Я тебя не выдам.
Я боялась смотреть на Лильку. Она тоже меня в упор не замечала. Выключила у телика звук, мотала темарик, слушала мою мам. А та говорила, что Лильку ищут. Что она готова вести переговоры с Лилькиными родителями, как посредник с террористами.
Лилька сказала:
— Они вас слушать не станут. Вы им никто.
Мам спросила:
— А кого они будут слушать, как ты думаешь?