Пегин (подает ему стакан). Вы не из тех ли лудильщиков будете, молодой человек, что раскинули свой табор там в долине?
Кристи. Нет, я сам по себе. Но я очень устал, ходивши.
Майкл (покровительственно). Так присаживайся тогда сюда, поближе к огню. Ты совсем посинел от холода.
Кристи. Да вознаградит вас господь. (Берет свой стакан и переходит налево, затем останавливается и оглядывается.) А что, часто заглядывает сюда полиция, хозяин?
Майкл. Если бы ты пришел сюда засветло, то увидел бы над дверью вывеску большими белыми буквами: «Продажа пива и спиртных напитков распивочно с разрешения властей». И чего ради полиция будет шпионить за мной, если здесь кругом на четыре мили ни одного приличного дома не найти и если здесь все добрые христиане живут очень честно, разве кроме одной только вдовы тут по соседству?
Кристи (с облегчением). Значит, это надежное место. (Подходит к огню, испуская вздохи и стоны, потом садится, ставя стакан рядом с собой, и принимается грызть репу, слишком подавленный, чтобы замечать любопытные взоры, устремленные на него.)
Майкл (подходит к нему). А ты что это, из-за себя боишься полиции? Может, тебя ищут?
Кристи. Многих теперь ищут.
Майкл. Да уж многих, это как есть, при плохом-то урожае и после окончания войны. (Снимает с веревки висевшие у огня чулки и тряпки и украдкой относит все это подальше). Это, поди, тебя за воровство, а?
Кристи (печально). Тут, пожалуй, другое слово подошло бы, покрепче.
Пегин. Вот тоже чудак. Или тебя, паренек, в школе никогда не пороли, что ты даже не знаешь названия своему поступку?
Кристи (застенчиво). Ученье мне туго давалось, я всегда был неважным учеником.
Майкл. Да будь ты хоть совсем дурак, ты все равно должен был бы знать, что воровство — это грабеж или кража. Это тебя за такие дела ищут, а?
Кристи (с внезапным порывом семейной гордости). Меня — сына богатого фермера… (вздрогнув) упокой господи его душу, — который еще недавно мог бы купить весь этот ваш старый балаган, со всеми его потрохами, запустив одну руку в карман и вынув оттуда такую малость, что ему и невдомек было бы, что в кармане стало легче.
Майкл (проникается к нему уважением). Ну, если не кража, то, может, что и почище?
Кристи (польщенный). Да, может, и почище!
Джимми. У него и рожа-то самая гнусная, у этого малого. Может, он напал на какую девицу где-нибудь в пустынном месте в ночную пору.
Кристи (возмущенный). Что вы, мистер, бог с вами! Я всегда был парень скромный.
Филли (оборачиваясь к Джимми). Ты глупый человек, Джимми Фэррел. Он же тебе сказал, что отец его был еще недавно зажиточным фермером, а теперь посмотри на него, в каком он виде. Может, у него его землю оттягали, и он сделал только то, что всякий порядочный человек сделал бы на его месте.
Майкл (к Кристи, таинственно). Ты что это — пристава?
Кристи. Черта с два!
Майкл. Управителя?
Кристи. Черта с два!
Майкл. Помещика?
Кристи (раздраженно). Да нет же, я вам говорю. О таких пустяках печатают у нас в Манстерской провинции в каждом паршивом городском листке. А я такое сделал, что за мной никому не угнаться, ни благородному, ни мужику, ни судье, ни присяжному.
Они все подходят к нему ближе, преисполненные восторженным любопытством.
Филли. Ну уж, этот малый такую загадку загадал — всему свету на удивление.
Джимми. Этот, пожалуй, еще почище будет, чем Дэн Дейвис со своим цирком или даже чем святые миссионеры, которые проповеди читают о людской мерзости. Ну-ка, Филли, расспроси-ка его еще.
Филли. Может, ты из олова золотые деньги делал или, скажем, серебряные шиллинги?
Кристи. Нет, не делал, мистер, даже шестипенсовиков, даже фартингов не делал.
Джимми. Ты, может, на трех бабах сразу женился? Я слыхал, что на севере, у почтенных лютеран, кое-кто этим занимался.
Кристи (застенчиво). Я и на одной-то никогда женат не был, а не то, что на двух или на трех.
Филли. Может, он ходил воевать против нас вместе с бурами, как вот тут один человек, которого за это присудили повесить и четвертовать и выпотрошить напоследок. Не ездил ли ты на восток, молодой человек, и не дрался ли ты там не на живот, а на смерть за Крюгера и за освобождение буров?