В голову лезли разные глупые мысли и фантазии насчет завтрашнего дня. Когда я все же уснул, мне приснилось, будто меня сдавливают гигантские щупальца, а перед глазами раскинулась бездонная пустота, подобная той, которую я видел в логове Торка.
Утром – снова путь. Осталось совсем немного. Я чувствовал приближение к пределу. И не только я. Наши спутники начали взволнованно переговариваться на своем языке. Хусейн в чем-то долго их убеждал, и отряд успокоился, ропот затих. Воины были снова молчаливы и невозмутимы, готовы продолжать путь.
– Что они говорят? – поинтересовался Адепт.
– Они чувствуют дыхание шайтана.
– Они не взбунтуются?
– Нет, эти люди не боятся ничего и никого, в том числе и самого шайтана. Но это не значит, что им нравится подобное. Но бунта не будет. Они мне верят.
– А что произойдет, когда они увидят город миража?
– Они только обрадуются. По легенде, те, кто увидел город миража, будут отмечены милостью всемогущего Аллаха.
– Значит, им посчастливится. Мы на месте, – торжественно произнес Адепт. – Привал.
– Что делать дальше? – спросил я.
– Дальше? Ждать.
Прошло несколько часов. Ни Хусейн, ни его слуги не испытывали скуки. Они не привыкли рваться вперед, стремясь к достижению какой-то цели. Они привыкли вливаться в неторопливое течение времени, их эмоции и чувства были так же мягки и округлы, как барханы. Они могли часами ничего не делать, напевая песни или разглядывая пейзаж, и находили в этом удовольствие и отдохновение. Но нервозность и напряжение, которое овладели ими сегодня, не спешили рассеяться. Наоборот, они нарастали, и мне все меньше верилось в слова Хусейна о невозможности бунта его людей. Я и Адепт обладали потрясающей способностью подталкивать окружающих на бунты и самосуды.
Приближался вечер. Было еще жарко, но меня уже прохватывал внутренний озноб. Я перестал ощущать жару и превратился в хладнокровное существо.
Один из туарегов загалдел, несколько других поддержали его, и Хусейн опять принялся объяснять что-то. За сегодняшний день это была уже четвертая вспышка недовольства.
– Они опять говорят, что мы сможем достаться шайтану на ужин, – сказал Хусейн, успокоив свое воинство.
– Хорошо. Уводи их. Мы на месте. Вы сделали все, что от вас требовалось. Аллах да пребудет с вами.
– Я не могу оставить вас.
– Нельзя доводить их до крайности. Они еле стоят на ногах от страха. У них трясутся поджилки, и я не могу винить их за это, – устало произнес Адепт.
– Они верны мне.
– Если бы они не были верны тебе, наши головы уже лежали бы в их сумках.
– Хорошо, Я передам, что вы отпускаете нас. Он пошел к своим людям. Возник горячий спор. Хусейн вернулся после десятиминутных переговоров.
– Они сказали, что недостойно воина бояться шайтана. И совсем недостойно оставлять спутников, с которыми пройдено половину пустыни, одних. Они готовы сразиться с легионом шайтанов и умереть с именем Аллаха на устах.
– Скажи, что им не придется умирать. Они будут вознаграждены за свою стойкость. Они увидят город миража.
– Я скажу им это.
В пустыне темень сгущается быстро. Сумерки, красоты заката занимают немного времени. Только солнце спряталось за горизонтом, тут же на небе высыпают мириады звезд – такую россыпь можно увидеть еще разве только в горах.
– Когда же? – наконец не выдержал я.
– Умение терпеливо ждать – весьма редкое и ценное достоинство, – улыбнулся Адепт.
И тут ночь кончилась. Будто чья-то рука толкнула планету вспять, и на небосклоне вновь засияло солнце. Когда глаза привыкли к свету, я увидел, что это вовсе не солнце. На горизонте вспыхнуло гигантское ожерелье, переливающееся гранями тысяч и тысяч драгоценных камней-алмазов, изумрудов, рубинов. Из тьмы ночи в глубине пустыни восстал град Света, открылся человеческому взору город городов – Абраккар.
На что он был похож? Любой язык слишком беден и сух, чтобы передать это. Он был, наверное, огромен, и мы могли видеть лишь его небольшую часть. Ажурные строения, легкие башни, какие-то невероятные, противоречащие всем физическим и архитектурным законам сооружения – все это было прекрасно, гармонично, великолепно. Но поражало не это. Самое удивительное заключалось в какой-то потусторонности, неуловимости очертаний, их усложненности. Разум терялся, не в состоянии осмыслить и охватить их, он блуждал, как в непроходимом лабиринте, в фантастических хитросплетениях, из которых можно было охватить лишь частность – отдельные сооружения, строения, памятники, но смешно было даже пытаться охватить все, понять соотношение этих элементов. Эти головоломные, не дающиеся в руки, не укладывающиеся в голове, противоречивые и вместе с тем прекрасные линии города чем-то напоминали очертания ключа, так поразившего меня в свое время, но только были неизмеримо сложнее.
Воины попадали на колени, вознося молитвы Аллаху и при этом не отрывая глаз от сказочного видения. Может быть, это был самый счастливый момент их жизни. Они наяву увидели благодать Всемогущего и Всемилостивейшего Аллаха. Возможно, это были мой счастливый момент. Мгновение, когда душу пронизывает очарование. Мгновение, которое хотелось бы остановить и наслаждаться им вечно.
– Пошли, – сказал Адепт и вынул ключ из сумки.
Тут же тонкий луч потянулся от ключа к городу. Они соединились струной синего света, который скрепил их сильнее стали.
– Генри, идешь с нами?
– Иду.
– Я провожу вас, – сказал Хусейн, – хотя бы немного. Пожалуйста.
– Как хочешь, – ответил Адепт. – Но это опасно,
– Я не боюсь.
Мы пошли вперед. Песок мягко поскрипывал под подошвами сапог. Мы шли плечом к плечу, не отводя глаз от Абраккара.
– Я не думал, что еще на земле увижу рай, – восхищенно произнес Генри.
– Вряд ли это на нашей Земле, – возразил с проявившейся вдруг горечью Адепт. – И это не рай. Ты в этом убедишься.
– Эй! – окликнул нас Хусейн.
Я посмотрел в его сторону и с удивлением увидел, что с каждым шагом дороги наши расходятся. Он забирал куда-то вправо. Он пытался приблизиться, сделал шаг к нам, но почему-то еще больше отдалился. Наши дороги теперь никогда не сойдутся. По этому пути могли пройти только мы трое.
Абраккар еще был на горизонте, но с каждым шагом мы все больше приближались к нему, будто на нас были надеты семимильные сапоги из русских сказок. Удивительно, пустыня выравнивалась, барханы сглаживались, наконец мы очутились на ровной поверхности.
– Смотрите! – крикнул Генри, тыча пальцем куда-то в сторону.
Вдалеке от нас к городу шел еще кто-то. И он не отдалялся с каждым шагом, как Хусейн, а приближался.
– Робгур! – воскликнул Адепт. – Он пришел, Я знал, что так и будет. Мы сразимся с ним здесь.
– Да, но как он надеется попасть в город? – осведомился Генри. – Ключ-то у нас!
– Он цепляется за нас. И мы на своем горбу тащим его в Абраккар.
– Чертов паразит! – не удержался от восклицания Генри.
Еще немного – и мы очутились на зеркальной поверхности, потянувшейся от горизонта до горизонта. Небо посветлело и стало зеленым. Я оглянулся и увидел сзади мираж: клочок подлоскутом звездного неба. Это где-то очень далеко. Там, куда нам теперь нет пути.
Абраккар раскинулся перед нами. Гигантский непонятный город, вблизи выглядевший еще более страшным и непостижимым, чем издалека.
Еще два шага – и мы очутились на его улицах. Если только их можно было назвать таковыми.
– Три биологически активных объекта, свобода действий – единица. – Тарабарская речь, как и в пирамиде, была мне чем-то знакома, но смысл сказанного по-прежнему ускользал. Откуда исходил этот голос?
Адепт вытащил гризрак и сжал его в руке. Голос шел оттуда и звучал в глубине моего существа. Винер и Генри тоже услышали его. Гризрак ожил.
Здесь не было ни луны, ни солнца, ни звезд. Зеленое небо светило равномерно – оно и было источником света. Этот мир не знал сумерек, ночи, смены погоды, зимы, осени, дождей. Тут все строилось по каким-то иным законам. Когда здесь жили иглины, возможно, все находилось в движении, изменении, здесь кипела жизнь. Сейчас Абраккар застыл… Однако это было только первым впечатлением. Мы ощущали, что город живет, и в нем есть нечто, составляющее его суть, если хотите – душу