Развороченный зал напоминал Кувалде о последствиях ковровых бомбардировок. Вся роскошь и позолота мигом сменилась на серую пыль и пепел. К счастью, пострадала только часть Зимнего дворца, прилегающая к лазарету и Большому тронному залу. Всё остальное уцелело, если не считать мелочей вроде побитых стёкол и упавших ваз. В коридорах и залах начали размещать койки для раненых, агенты Третьего Отделения и полицейские проверяли другие залы, на случай, если где-то остались ещё бомбы. Из Петропавловской крепости на площадь согнали солдат, весь периметр дворца оцепили.
Площадь перед Зимним была забита народом, будто каждый горожанин пришёл поглазеть на трагедию. Толпа шумела и волновалась, ведь только недавно город успокоился после покушения на государя, а теперь бомбисты посмели взорвать Зимний, одну из жемчужин славного Петрограда. К счастью, дворец не загорелся при взрыве. Ну или пожар быстро залили водой, потому как гарью в воздухе всё-таки пахло.
Кувалда прошёл в уцелевший коридор, в котором висели портреты прошлых императоров. Под ликом императора Николая он увидел Грушу, которая маленьким пинцетом извлекала осколки стекла из руки какого-то чиновника.
— Слава! Всё нормально? Погоди минутку, — сказала она, с облегчением видя, что барчук жив и здоров.
Медсестра закончила с осколками, вытерла кровь, перевязала раненого свежим бинтом. Аграфена повернулась к майору, неловко улыбнулась, потеребила край халата. Она выглядела растрёпанной и чумазой, но всё равно при этом оставалась милой.
— Всё хорошо с тобой? Ты не ранен? — спросила она, коснувшись его руки.
— Нет, вроде нет… Нормально, — ответил майор.
— Может, осмотрю тебя? Уверен? — участливо спросила Груша.
Кувалда посмотрел на других раненых, которым помощь нужна была гораздо больше, и отрицательно помотал головой.
— Не надо, — сказал он. — Грушенька, ты отца моего не видела?
Аграфена захлопала ресницами, вспоминая десятки и сотни лиц, мелькавших сегодня в суматохе дня.
— Видела, они с Дормидонтом Ильичом вместе шли. Туда, кажется, — Груша показала рукой на одну из лестниц.
— Спасибо, Груня, — произнёс Краснослав и отошёл.
Зимний дворец в чём-то напоминает лабиринт. И даже сейчас, заполненный народом, он оставался гигантским хитросплетением коридоров и комнат, в котором очень легко потеряться. Кувалда поднялся по лестнице. Подъём всего на этаж выше дался ему с трудом, уставшие мускулы отчаянно требовали отдыха. Он вышел в другой коридор, на этом этаже кроватей с ранеными уже не было, зато туда-сюда сновали полицейские и агенты.
— Сычёв, — раздался знакомый голос, и Краснослав увидел лохматого здоровяка в серой шинели Третьего Отделения. Леонтий остановил его на входе. — Опять ты.
— Ага, — равнодушно согласился Кувалда.
— Неприятности ты притягиваешь, Сычёв, — сказал агент.
— Ага, — ответил Кувалда.
— Чего хотел здесь? Раненым помощь внизу оказывают, иди, — произнёс Леонтий и вдруг поправил одеяло на плече Кувалды.
— Отца ищу, — сказал Кувалда.
— С государем они, — рассказал Леонтий. — Насчёт тебя не знаю. Не было указаний.
Краснослав вздохнул и прислонился к стенке, потирая закрытые веки.
— Погоди, доложу схожу, — сжалился агент и хлопнул его по плечу. — Ты молодцом, Сычёв, молодцом.
Глава 2
Бородатый агент вернулся буквально через несколько мгновений.
— Пошли, — сказал он. — За мной.
Они прошли по коридору, добрались до одного из кабинетов, гвардеец из Преображенского полка открыл им дверь. Внутри Кувалда увидел сидящего за столом царя, которому что-то тихо втолковывали его отец и дядя. Государь одной рукой держал какой-то компресс на лбу, выглядел уставшим и не слишком заинтересованным в диалоге, но Сычёвым это, похоже, никак не мешало.
При виде Кувалды император немного оживился, по его лицу проскользнула тень улыбки.
— Ваше Императорское Величество, — произнёс агент. — Сычёв-младший, как приказывали.
— Хорошо, хорошо… — пробормотал царь.
Император встал, опираясь на край стола, подошёл к Краснославу, протянул руку. Недолго думая, Кувалда её крепко пожал.
— Второй раз уже меня спасаешь, — улыбнулся царь. — Вот какое нынче молодое поколение! Молодец.
Краснослав молча кивнул.
— У нас в роду все богатыри, — произнёс дядя, Дормидонт Ильич, стараясь примазаться к чужой славе.