Они отрезали дорогу к лесу, знали: там он растает, затеряется в балках, ярах, просеках, тайными тропинками доберется до своей берлоги.
Тишины как не бывало. Засветились в хатах окна, захлопали двери, заметались тени. Путь в лес был закрыт. И тогда бандит побежал не из села, а в глубь него. Несся улицей, петляя, шарахаясь от выстрелов, прижимаясь к плетням, укрываясь за стволами деревьев. Опять перепрыгнул через плетень, приник к земле, замер в густом кустарнике. Преследователи пронеслись мимо. Но он знал: его хитрость разгадают скоро. И когда обшарят каждую пядь, он попадется в эту сеть и не будет ему пощады.
Бандеровец приподнялся, затравленно осмотрелся; совсем рядом светились окна школы. А если пересидеть там? Мягкими, неслышными шагами он пробрался вдоль стены, нащупал дверную ручку, потянул к себе — заперто.
А в спину ударил крик:
— Не иначе как в саду схоронился! Заходи справа! Эй, кто там, держите под прицелом стежку к лесу!
Бандеровец уже понял, что командовал преследователями опытный человек, уйти из рук такого не так-то просто. Пройдет еще несколько минут, и сомкнутся фланги погони, он окажется в мешке.
Беглец метнулся к окну и, стараясь не попасть в светлое пятно, стукнул в окно.
— Кто там?
— Одчиніть, будь ласка! З сільради…
Зазвенел отброшенный крюк, лесовик надавил плечом на дверь, влетел в сенцы, захлопнул дверь за собой.
— Молчи! Убью!.. — отрывисто сказал в темноту.
И столько отчаянной злобы прозвучало в этих словах, что можно было не сомневаться — убьет.
Ему никто не ответил. Не закричали, как он предполагал, не позвали на помощь. А погоня приближалась. Вот уже голоса, звон оружия, топот послышались у школьного крыльца.
— Попробуй только пикни! — снова пригрозил бандеровец.
Опять постучали — на этот раз в дверь. Властно и настойчиво. Лесовик поднял автомат, приготовился встретить каждого, кто переступит порог, очередью в упор. В темноте чья-то рука нашла его руку. Тихонько подтолкнула в дальний угол. Он сразу сообразил, что там его не будет видно, если даже дверь и откроют. Подчинился молча — в душе затеплилась надежда, что удастся выпутаться, обмануть погоню.
— Кто? — голос девичий, испуганный и робкий.
— У вас никого нет? Никто не пробегал мимо?
— Не видела… Страшно очень, стреляют… Открыть вам? Скажите хоть, ради бога, что стряслось?
— Не открывайте никому, — посоветовали заботливо с подворья. — Данилу, кажется, бандеровцы убили.
— Данилу?
Стихли шаги, ушли люди, а они все молчали, боялись пошевелиться. Бандит повел рукой в темноте. Ладонь уткнулась в упругое девичье плечо. Девушка отодвинулась, прижалась к стене.
— Дякую красно, — хрипло сказал неожиданный гость. Он спрятал автомат под полу кожушка. Крепче надвинул шапку. — Вроде бы угомонились. Все. Еще увидимся — я твой должник.
— Куда собрался? — опять почему-то испугалась девушка.
— В лес, к своим.
— Все стежки перекрыли. Поймают тебя, догадаются, где прятался…
Девушка всхлипнула, жалобно зашептала:
— Что я наделала, что наделала? И зачем только приехала в эту глушь?
— А-а-а… так ты новая учительница, — сообразил бандеровец. И строго прикрикнул: — Перестань ныть!
Он остановился у двери, приник к ней, прислушался, яростным шепотом выругался.
— Твоя правда. Из села сейчас не выйти.
Слышно было, как внезапно поднявшийся ветер качает верхушки могучих грабов на школьном дворе да тягуче скрипит расколотый молнией ясень.
— Смотри ты, держится до сих пор… — удивился бандеровец.
— Кто?
— Ясень… Его лет пять назад громовица сожгла, а он, видишь, отошел. Могучий, видать, корень, потому и ожил…
— Откуда знаешь?
— Знаю.
Девушка тоже слушала ветер, ночные шорохи, потом спросила:
— Что ж, так и будешь стоять в сенях?
Лесной гость промолчал. Он не знал, на что решиться.
Учительница тихо открыла дверь в комнату, вышла на свет. Проверила, плотно ли задернуто окно, и позвала:
— Проходи сюда!..
Кто хозяин в зеленом гае?
Через несколько дней снова собрались комсомольцы. На этот раз в хате у Надийки Михайлюк. Пришли десять человек. Ждали еще Олеся Гнатюка, запаздывал хлопец, а почему — никто не знал. Двенадцатым на учете стоял Данила Бондарчук. Его отправили в госпиталь в областной город.
В углу сидел инструктор райкома комсомола Иван Нечай. Инструктор хмурился, нетерпеливо постукивал пальцами по столу.
Надийка скрутила жгутом газету, принялась старательно протирать стекло лампы.
— Закрой сначала ставни, — недовольно проворчал Степан Костюк.
— Боишься? — бросил насмешливо Нечай.
Костюк вспыхнул.
— Голову не хочу задарма потерять.
— Ладно вам, хлопцы, — примирительно вмешалась Падпека. Она вышла из хаты, звякнула про-гонычами, вгоняя их в гнезда. Ставни захлопнулись.
Вместе с Надийкой в хату вошли Лесь и новенькая дивчина, заведующая школой. Она смущенно осматривалась, щурилась от света.
— Вот еще одного товарища привел, — сказал Лесь, — Мария Шевчук, вчителька.
— Знаем, — отозвались хлопцы и девчата: в селе всегда и все знают, кто приехал и кто уехал.
— Добрый вечир вам, — поздоровалась учительница сразу со всеми. Она сняла цветастую косынку, легонько тронула ладонями волосы. Зарделась под любопытными взглядами парней, чуть повела плечом: ну и смотрите, раз смотрится — вот я, вся перед вами… Какая есть, прошу любить и жаловать.
Красивая дивчина, статная. Прическа у нее новомодная, короткая, как на фотографиях у актрис. Брови стрелками летят от переносицы. А глаза темные, как угольки-жаринки. Такая не одного хлопца присушит.
— Комсомолка? — строго спросил Нечай.
— Да, — ответила Мария. — Вот только на учет не успела встать, школу принимала, не до этого было.
— Идите сюда, садитесь, — гостеприимно пригласила Надийка, освобождая место на скамейке рядом с собой.
Нечай открыл собрание. Как представитель райкома, он на время заменил секретаря. Иван машинально, двумя пальцами под ремень, расправил гимнастерку, вышел на середину горницы.
— На учете в организации состоит двенадцать комсомольцев. Данила Бондарчук тяжело ранен бандеровцами и находится в госпитале. Остальные присутствуют. Какие будут предложения?
— Давай начинай, — солидно пробасил Костюк.
— Кому поручим вести собрание?
— Ты и веди — чего уж там.
— Добре, — кивнул головой Нечай. — Только вначале я хотел предложить вот что. Среди нас находится новый товарищ, Мария Григорьевна Шевчук. Пусть расскажет свою биографию — в коллектив ведь принимаем, а время тревожное, в тех, кто рядом, должны быть уверены.
— Какая там у меня биография. — Мария усмехнулась доброжелательно и чуть снисходительно. — Ну, родилась… училась… выросла… теперь вот сама учу детей…
— Нет, так не пойдет, — строго прервал ее Нечай. — Мы имеем право знать о вас больше. И это не праздное любопытство, учтите.
— Я понимаю, — Мария Григорьевна чуть развела руки в стороны, будто сказала: вы, конечно, право такое имеете, но что же поделаешь, если рассказывать-то нечего.
— Родители мои живут в Полтавской области. Отец работает в колхозе конюхом. В том селе и я жила все время. В комсомол в школе вступала. Во время воины отец партизанил, в армию его не взяли из-за болезни. После школы поступила в педагогический институт, училась неплохо, выполняла разные комсомольские поручения: была пионервожатой, комсоргом группы. Как учебу закончила, получила назначение во Львовскую область, учительствовала там недолго, вскоре меня перевели в ваше село. Взысканий не имела. Вот, кажется, и все…