* Иврит.
** Арамейский.
И всей этой благодати внезапно пришел конец.
Тахир ибн Саид, восхваляя веротерпимость единоверцев, несколько приукрасил ситуацию. Святых Трибуналов здесь действительно не было. Обходились и без них
Пророк оставил учение о народах, находящихся под покровительством ахль аль-дима, но также и учение о войне с неверными. Какое считать более важным, зависело от того, кто находился у власти.
Эмир Зохаля Арслан Мухаммад ибн Хасан, прозванный "венцом общины", в молодости изрядно повоевавший, в годы, когда борода его покрылась сединой, оставил меч ради пиров, музыки и приятных бесед, удовольствия от которых предпочитал всем прочим. Управление он не то, чтобы забросил, но занимался им, не напрягаясь, поскольку дела, по его разумению, и так шли хорошо. Такое поведение, недостойное правителя, уязвляло начальника его гвардии Музаффара ибн Рахмана. Тот был в цвете лет, и человек весьма воинственный. Условия мира, заключенные ибн Хасаном с неверными, казались ему унизительными. Музаффар был правоверным суннитом, и полагал ересью все сверх того, чему учат факихи. А еретикам следует рубить руки и ноги.
Благодушный и ленивый эмир был зарезан на пиру, и старческая кровь испятнала бесценные рейские ковры и плиты розового мрамора. Та же участь постигла и всех его сыновей, из которых младший еще не покинул женской половины. Как это обычно бывает, ужаснувшихся преступлением оказалось гораздо меньше тех, кто восхищался благочестием нового эмира.
По всему эмирату начались преследования инакомыслящих. Долгим следствием, на манер отцов-инквизиторов, никто себя не утруждал. Правосудие было скорым и безжалостным, причем иноверцы имели даже некоторые преимущества. Они могли купить себе жизнь ценой перехода в ислам. Для еретиков это было невозможно.
Хотя цель каждого дервиша - небытие, ибн Саид справедливо считал, что достигать его лучше другим путем. Он не стал дожидаться, пока в ханаку ворвутся воины Музаффара, или ее разгромит восторженное простонародье, подстрекаемое муллами. И он бежал в сопровождении учеников на восток, в ханство Курун. Джаред за ним не последовал, но и в Аль - Хабрии не остался. Он не был особенно благочестив, но отречься от веры под угрозой смерти было для него противно. А поскольку Джаред, в отличие от многих других христиан в Зохале, покинул империю добровольно, ничто не мешало ему туда вернуться.
Сказать - проще чем сделать. Обратный путь оказался не в пример труднее. Зохаль был расположен далеко от побережья, к тому же морское сообщение снова было нарушено. На караванных дорогах стояли заставы, а одинокий путник, пробирающийся через пустыню, неминуемо погиб бы от жажды или от рук разбойников.
И все Джаред благополучно вернулся - вместе с теми, кто по мнению зохальцев, не исключая некоторых учеников ибн Саида, был хуже разбойников. Цыган эмир Музаффар счел недостойными даже казни, и повелел изгнать их. Джаред присоединился к племени, бредущему на север, и его приняли. несмотря на то, что к чужакам относились крайне подозрительно. Что-то такое они в нем разглядели, что-то, вызывавшее уважение. Возможно, они слышали о дервишах сна, бывая в Аль - Хабрии. И, сами издеваясь над глупцами, верившими в их гадания, цыгане испытывали почтение перед теми, кто по их мнению, обладал настоящим даром предвидения. Путешествие было тем опасней, что, покончив с неверными в своих владениях, Музаффар покончил и с перемирием. Южные города империи должны были испытать на себе гнев Аллаха. Пограничные войны в этих краях замирали на годы, иногда на десятилетия, но никогда не прекращались вовсе, а потому империя держала здесь воинские гарнизоны, а города были защищены. Но конница Музаффара была столь многочисленна, что порвала цепь укреплений. Но вскоре удача изменила воинам Аллаха, и волна покатилась в обратную сторону. А цыганам и Джареду, дабы избежать встречи с воюющими сторонами, приходилось применять всю возможную ловкость.
В Старом Реуте он расстался с цыганами. Военные действия и в худшие времена не продвигались севернее Эйсана, а сейчас, стоило миновать этот городок, война уже не чувствовалась.
Джаред осел в Крук-Мауре, городе небольшом, но спокойном, при том что совсем не похожем на Аль - Хабрию. Здесь неподалеку были леса и горы, а с моря приносило грозовые тучи. Никаких пальм, зато во множестве виноградники. Но Джареда привлекали не красоты природы и не прекрасные вина ( сказать по правде, запрет на винопитие, обязательный для мусульман, а для дервишей в особенности, в доме ибн Саида соблюдался не очень строго). С помощью приобретенных им знаний Джаред предполагал употребить свой дар на пользу людям, а заодно заработать на пропитание. Это сулило определенные опасности, но война грозила затянуться на несколько лет, а разъездные судьи Святых Трибуналов не разворачивали своей благочестивой деятельности вблизи боев.
И он стал лекарем. Так прошло два года. Война откатывалась от Крук-Маура все дальше, и постепенно сошла на нет. А вместе с наступлением мира в городе появился Девлин, и принес весть от Лабрайда. Тот, к удивлению Джареда, жил сейчас в Тримейне. Хотя происхождение Лабрайда позволяло ему занять место при дворе, столица его его нисколько не прельщала - или так казалось Джареду. Лабрайд просил передать, что хотел бы повидать своего молодого друга по делу, которое никого из них лично не касается, но может оказаться весьма важным.
Девлин уверял, что не знает, какое это дело, и у Джареда были основания ему верить. Лабрайд всегда имел на него огромное влияние истинное влияние человека из "старых семейств" на южанина. Джаред на такое безоговорочное подчинение не был способен. Тем не менее, Лабрайд обратился к нему.
То, что Лабрайд по происшествии стольких лет обнаружил его в богом забытом Крук-Мауре, также было достойно удивления, но Джаред ни на минуту не предполагал, будто для этого ему понадобились сверхъестественные возможности. Здесь уже не Карниона, но все-таки Юг, а у старых семей - свои связи.