-- Что делать будем, старший? - спросил Матфре.
-- Играть, что ж еще!
-- Я не про сегодняшний вечер.
-- Я тоже.
-- На площади нам представлять больше нельзя. Здесь долго сидеть мы не можем. Нужно нового места искать. Или подаваться на Север.
-- На Север? - Диниш поднял брови.
-- А что такого. Мы туда ходили, когда, можно сказать, зола после мятежа не остыла. И ничего, вернулись с целой шкурой. А сейчас там говорят, все спокойно. Диниш промолчал.
-- Или, может, попробовать все же ко двору? Когда их величество в духе, сказывают, он сыплет золото горстями.
-- Вот потому-то нас там могут сгрызть живьем, - вздохнул Диниш. - Я говорил тебе - нужен покровитель.
-- Может поискать... здесь знатных господ, что во дворец вхожи, пруд пруди.
-- Не сунуться ли нам к господину канцлеру во дворец?
-- Ты еще скажи - в Старый Дворец!
-- Типун тебе на язык! - Матфре сплюнул и перекрестился. Он был суеверен, как все актеры. - Мне еще жить не надоело! Вот в Новый...
-- Хорошо бы... Ладно, я подумаю. К ночи скажу. Что нынче предлагаешь?
-- Ничего такого. Приустали все. Гиро и Баларт покривляются, и хватит с них.
-- Маловато. Петь придется, и пусть Зика танцует.
-- Может, ты еще танцы с мечами прикажешь устроить? Зика против Дагмар. Диниш не понял, всерьез это предлагает Матфре или язвит.
-- Обойдутся. Ступай, отдыхай, пока публика не соберется. Матфре отправился в гостиницу промочить горло, а Диниш остался сидеть, размышляя. Поездка на Север... Танец с мечами... с этого все и началось.
Тогда, четыре с лишним года назад их занесло в герцогство Эрдское не в самое лучшее время, а прямо сказать - в поганое. Мятеж в Вальграме был только что подавлен, войска герцога Тирни и принца Раднора все еще наводили порядок. По лесам прятались дезертиры, на дороги вышли разбойники. Вдобавок и "корпорацию" посетило несчастье. В пути умерла Фотина, старшая из актрис. Взяла и померла, неизвестно с чего. Может, простудилась, или надорвалась, а может, просто время ее пришло, много ли надо на пятом десятке! Зика горевала по матери, но она была комедианткой и дочерью комедиантки, и отплакав, продолжала петь и плясать. Другие тоже. Они почти не играли тогда фарсов. Неподходящее это было зрелище по тем временам. Что ж, у них имелись в запасе другие зрелища. И находились люди, готовые за них заплатить. Одни - чтоб забыться, другие - чтоб развлечься.
В тот день они остановились возле городишки, название которого Диниш забыл. Остановились на лугу, там же и представляли. На площади не было места - в городе стоял стоял какой-то воинский отряд, там же ошивались неизбежные в такие времена бродяги, лишенные крова.
Рыцарь, командовавший отрядом, оказался не вовсе лишен куртуазности, и был не прочь побаловать себя и своих людей представлением. Но, помимо прочего, пожелал увидеть "танец мечей". Что ж, "Дети вдовы" могли ему это предоставить. В труппе Диниша показывали довольно редкий вариант этого старинного танца, бывшего когда-то воинским упражнением. В Эрде его всегда танцевали мужчины, не меньше, чем вдвоем, или так, чтоб число участников всегда оставалось четным. На юге допускался и одиночный танец, женщины также могли его исполнять. Вероятно, в древности к этому отнеслись бы как к кощунству, теперь же смотрели, как на забавный курьез.
Комедианты воткнули в землю двенадцать мечей остриями вверх. Разумеется, это были всего лишь грубо обработанные полосы железа - даже если б вся труппа запродалась в рабство, они не добыли бы денег на дюжину боевых мечей. Они располагались вроде бы в произвольном прядке, а на самом деле в сложном, определявшем фигуры танца, требовавшем пробежек между близко поставленными лезвиями, прыжков через острия. Танец мечей танцевали босиком, и во времена боевых мечей человек, не обладавший ловкостью и умением, истекал кровью. Да и теперь, когда воинское упражнение стало забавой, ноги можно было посечь преизрядно.
Гистрионы взялись за инструменты. У Гиро был бубен, у Баларта флейта. Матфре, казавшийся самым грубым и мрачным из троих, играл на нежной лютне. Зика, высоко подоткнув платье, вскинула руки. Мужчины исполняли этот танец, держа мечи или короткие копья. Диниш подозревал, что женщины в прежние времена - тоже. Но сам он этого не видел, не говоря уж об остальных. В руках Зики были всего лишь кроталы. Она щелкнула ими, Гиро ударил в бубен, и начался танец.
Диниш, следуя привычке, присматривал и за действием и за публикой. Ее набралось больше, чем он предполагал.
Помимо благородного заказчика, гордо восседавшего на коне, и его приближенных, поглазеть на диковинный танец явились и солдаты, а следом за ними подтянулись и бездомные, бродившие в окрестностях городка. Это были не мирные и скандальные нищие, которые были привычны в других краях, а люди молчаливые, потерянные, замкнувшиеся в себе. Тем опаснее они могли быть, очнувшись от ступора, и Диниш, обычно не терпевший солдатни, был рад ее присутствию. Беженцы, сидя на земле, наблюдали за танцем молча, а солдаты, наоборот, выражали шумное одобрение как мастерству актерки, так и ее прелестям. Зика, не будучи красавицей, умела с достаточной выгодой преподнести то, что в ней было хорошо - покатые плечи, пышную грудь, кудрявые каштановые косы. Выглядела она несколько медлительной, но с необъяснимой легкостью проскальзывала между мечами и прыгала через них. Ноги ее при этом открывались столь высоко, что у солдат вырывался восторженный вой. Рыцарь оказался еще благороднее, чем ожидалось. Он одарил актеров пригоршней монет, среди которых затесалась даже одна золотая, и не потребовал себе Зику. Впрочем, возможно, он рассчитывал, что она сама к к нему придет. Диниш также не исключал такой возможности. Если Зика загуливала слишком откровенно, Матфре бил ее, но ради пользы дела мог закрыть глаза. А безопасность труппы того стоила. Греха попустительства тут нет - они не венчаны. Многие актеры имели семьи, но трудно было найти таких, чтоб принесли брачную клятву у алтаря. Не потому, что были столь уж беспутны. Актеры, в силу греховности своей профессии, считались недостойными церковных таинств. Трудно было найти священника, который согласился бы венчать актера, либо отпевать его, если только актер не отрекся от ремесла. Об этом размышлял Диниш, когда услышал голос:
-- А можно мне?
Говорили на эрдском диалекте. Голос был женский. А назвать женщиной ту, что стояла перед ним, было бы слишком лестно. Это была беженка. Как все они - наполовину чучело, наполовину призрак. Ворох тряпья, из которого торчит башка с волосами как пакля.