-- Привет! Ты, должно быть, Джаред. Лабрайд мне про тебя рассказывал.
-- А мне про тебя он рассказал только сегодня.
-- Ну и как?
Проверка. Испытание, как сказал бы Лабрайд. И он прав - пустое дело изливать ей свое возмущение.
-- Я удивился, когда узнал, что ты тоже...
-- Не из самых знатных?
-- Да. Бывают на свете совпадения.
-- Разве? Совпадения тут не при чем. Эгрон нашла меня, Лабрайд нашел тебя. Он вообще любит разыгрывать патриарха. Так что приветствую тебя, брат, в нашем славном семействе.
-- Ну, мне-то Лабрайд неустанно твердит, что я к вашей семье не принадлежу.
-- Вот как? - Она подняла брови. - Моего любимого наставника, как я погляжу, нет дома, поэтому говорить о деле придется с тобой. Оно даже и лучше, поскольку ты недавно из Эрда.
Это она, конечно, унаследовала от Лабрайда, пусть и не была его родной дочерью: искренность искренностью, а о деле никогда не забывай.
-- Что ты хочешь узнать?
-- О Гибихе Мьюринге. Что о нем говорят?
-- Разное. И не очень охотно. Но, если отбросить украшения, картина получается не очень красивая. Сначала предал герцога, затем мятежников. И похоже на то, что после его убили. Но, вероятно, Лабрайд передал тебе это?
-- Да. Получается, что было два предателя: Мьюринг и Вальграм.
-- Но если один понес наказание открыто, с другим расправились тайно. Почему - не знаю.
-- Видишь ли, вчера принц Раднор обронил следующую фразу: "Мьюринг со своей казной только путался под ногами". Какая казна? Он был очень богат?
-- Никогда не слышал. Та часть Эрда, где был мятеж, вообще самая бедная в герцогстве. Но не думаю, чтоб человек, претендующий на корону, был совсем нищим.
-- Однако, когда он перебежал на другую сторону, то уже не о короне помышлял.
-- Сестра, - уж если ты называешь меня братом, - мне тоже многое непонятно. А дознание получается одностороннее. Насколько я знаю, никого из главарей мятежа в живых не осталось. Но... Простонародье всегда бунтует с голодухи. Голод там был. И знать тоже бунтует по одной причине - когда жаждет власти. И с Мьюрингом вроде бы все ясно. Но я его не видел и не знал. А Гудлейфа Дагнальда, бывшего своего господина, помню с детства. Его-то зачем занесло в мятежники? Он всегда был верен Йосселингам. И лет ему было не так мало, чтобы просто так лезть на рожон...
-- Все верные до поры, до времени... И Вальграм тоже. Еще одно. Я пыталась вызнать у Раднора обстоятельства, при которых захватили Вальграма. Наш герой к тому времени был уже вдребадан, но сумел все же промямлить: "Он сдался сам". И это, по-твоему, поступок воина?
-- В это я, как раз, поверить могу. Вальграм не сдался бы на милость Тирни Йосселинга, которому он изменил. Но принца он не знал, и мог расситывать на его великодушие.
-- Вот уж точно он его не знал...
-- Но Раднор мог и врать.
-- То-то и оно, что он вроде бы не врал. Хотя, конечно, пьяному что не примерещится. А когда был потрезвее, плел, как легко он победил мятежников. Он, конечно, отличный турнирный боец, но Вальграм был опытным полководцем, а это, согласись, нечто иное...
-- И наш доктор Поссар в качестве посредника.
-- Преступник, не оставляющий следов.
-- Следы он оставляет. - Джаред вспомнил. как тьма вползала в дворцовый зал. - Но эти следы судье не предъявишь.
-- Тем более, что кого судить, а кого нет, решает именно он.
Неутешительный получался разговор. И в то же время не оставлял тяжести на сердце. И Джаред ничего не сказал ей из того, что поставил в упрек Лабрайду ( а Лабрайд наверняка это предвидел).
Бывают люди, для которых жизнь в опасности естественна, Джаред таких встречал. Правда, до сих пор это были мужчины. Что ж, расширим опыт... В любом случае его сочувственное отношение к ней не изменилось.
Он снова увидел Бессейру через три дня. На сей раз Лабрайд был дома и ждал ее. Каким образом они уславливались о встрече, Джаред не знал. Лабрайд выглядел мрачнее обычного, Бессейра весела - или казалась таковой.
-- Носилки дамы Эльфледы еще полезнее тумана, - заявила она. - Их можно сколь угодно таскать по городу, пока я в другом месте. И ежели кому-то неймется...
-- Хватит шуток, - сказал Лабрайд. - Дурные вести, дети мои. Вот что я узнал: схолар, что помешался в ту ночь, не пришел в себя. Высказано мнение, будто в несчастного вселился дьявол. Поэтому из лечебницы его передали в ведение Святого Трибунала, где с ним будут работать экзорцисты. То, что схолар одержим злым духом, как понимаете, предположил доктор Поссар.
-- В то время, как парень свихнулся не без его участия, - докончила Бессейра. - Он что, дурак, - копать против себя самого?
-- Не скажи, - возразил Джаред. - В обычной больнице схолар, может, и опамятовался бы. А в Доме Трибунала он спятит окончательно. Если вообще переживет экзорцизм. Сколько ему лет?
-- Шестнадцать.
-- Так он несовершеннолетний, университет не должен бы его выдавать...
-- Согласно гражданскому праву - да. А Святой Трибунал выше светских законов.
-- Значит, пиши пропало.
-- Нет, я не думаю, что студент лишится жизни. Лозоик Поссар этого не допустит. Отчасти потому, что в университетских сильно развито извращенное чувство солидарности, и схолар, пусть и проучившийся две недели, будет считаться членом университетского братства. Но не это главное. Несчастный беан нужнее ему беспамятным, но живым. Как доказательство.
-- Доказательство чего?
-- А тут я должен продолжить свои дурные вести. Очень интересные слухи поймал Мейде о любовнице наследника. Будто бы она его приворожила зельем, оттого он и не гонит ее в шею. А по ночам перекидывается она в галку и летает над Старым Дворцом и над кладбищем...
-- А где еще галкам летать? Лабрайд, это не новость.
-- Это хуже, чем новость. Это смена тактики. Поссар не смог убить тебя, но он в состоянии подтолкнуть дело о колдовстве. При чем, как и в случаях с убийствами, сам останется в стороне. Между тем, у нас против него никаких улик.
-- А для чего нам они? - возразил Джаред. - Мы знаем, кто убил, знаем, что законным путем покарать его не удастся. Почему бы нам просто не прикончить его?
-- Слышу голос северянина...
-- Северянина или нет, - вмешалась Бессейра, - но в предложении моего брата есть нечто разумное.
-- Дети! - укоризненно сказал Лабрайд. - Если б можно было разрешить все наши трудности, просто перерезав ему горло... Но - во-первых, он наверняка себя обезопасил. Убийцы, исполнявшие его замыслы, нам неизвестны, и бродят на свободе. И с гибелью доктора угроза императорскому дому не исчезнет.