-- Ты бы еще банщика к нему позвал, - замечание не было лишено оснований. Как в Эрде, так и в Тримейне лекари, цырюльники и банщики числились по одному цеху, что служило неистощимой темой для насмешек, особенно со стороны южан. - Еще чем его лечили?
-- Нашли малого из лечебницы святой Аполлонии... он какую-то микстуру готовил... или тинктуру, один черт разберет... Этот получше. Диниш, по крайности, спать стал, а то не спал и не ел, с души от еды воротило.
-- Какую еще микстуру?
-- Там на столе, в плошке есть.
Джаред взял плошку, понюхал. Предположение его подтвердилось. Мята, мелисса и маковый отвар. Джаред и сам потчевал пациентов (включая Матфре) подобным лекарством. Но лекарь от святой Аполлонии мака добавлял куда больше. Понятно, почему Диниш так крепко спит.
-- Ладно. Попробую что-ибудь сделать. - Джаред стал развязывать ремни на сумке. - Кипятку мне. И купите меда. И вина, обязательно красного. - Он повернулся к женщине. - Дагмар...
-- Уж ее-то не гоняй, - проворчал Матфре. - Она целыми днями от мужа не отходит. Зика сбегает.
-- Я к тому и клоню... Дагмар, ты устала. Я останусь здесь, а ты ступай в ту комнату, что мне отвели. Отдохни, поспи.
-- Как скажешь, - тихо ответила она. - Если что - зови...
Первые слова, которые он услышал от нее за столько месяцев...
Джаред запалил свечу, достал из сумки мешочек с травами. Матфре, который предоставил исполнять приказания лекаря Зике и братьям, полюбопытствовал:
-- Чем ты его пользовать будешь?
-- Свои отвары приготовлю. Репейный, ромашковый.
На лице комедианта отразилось разочарование. Он явно ожидал услышать о каких-то более сильных, чудесных средствах, корне мандрагоры, например. Или медвежьем сердце - говорят, кто съест его, станет сильным, как медведь.
-- Это все мягчит, кашель унимает, - пояснил Джаред. - Как и мед, и вино горячее. А то не нравится мне, как он дышит.
Из благих, конечно, побуждений, Диниша закутали в три одеяла, да еще сверху набросали плащей. Пришлось все это отодвинуть, чтобы иметь возможность приложить ухо к груди больного.
То что услышал - и чего не услышал Джаред, удручало еще сильнее. Хрипы в груди почти заглушали биение сердца, настолько глухим оно было.
Джаред был растерян, хоть и не показывал вида. Здесь все его умение было бесполезно. Да и опыта не хватало. На юге люди, конечно, тоже простужаются, но ни у кого из прежних пациентов Джареда не были так поражены легкие.
Над ухом раздался сиплый шепот:
-- Это ты... или мерещится?
Диниш разлепил воспаленные веки.
-- Это он, он! - радостно подтвердил Матфре. - Теперь все будет хорошо...
-- Плохо мне, - сказал Диниш, пропустив его "хорошо" мимо ушей. - В боку колет как ножом, сил нет. И голова болит. И дышать не могу.
-- Здесь и впрямь не продохнешь, - заметил Джаред. - Дверь надо открыть, пусть проветрится немного. Окно открывать не стоит - мороз. И будем сейчас тебя лечить.
До вечера он занимался приготовлением отваров и смесей. Укрепляющего питья из горячего вина с медом заставил выпить не только Диниша, но и Дагмар, которая вернулась со словами "хватит, отдохнула". И только поздно вечером, когда Диниш снова задремал, и Дагмар осталась сидеть с ним, удалось, наконец, поесть.
-- Ну, слава Богу, - сказал Матфре, - все устраивается. К масленице ты его на ноги поставишь? Пока пост, перебьемся, а там - позарез надо!
-- Врать не стану, Матфре. Он очень болен. Но что смогу, сделаю.
В последующую неделю Диниш утверждал, что ему лучше. И грудь не так болит, и кашель не меньше мучает... Но жар не спадал, и встать с постели он по-прежнему не мог. С горечью Джаред понимал, что облегчение от болей Динишу приносит, главным образом, все возрастающая слабость. И может быть, надежда, что Джаред, легко избавивший Матфре от судорог, вылечит и эту дурацкую простуду. Лекарства Джареда тоже, наверное, приносили какую-то пользу. Они могли обмануть болезнь. Но не в состоянии были ее победить.
Комедианты, развеселившиеся было в первые дни после возвращения Джареда, снова сникли. Зика ходила по церквям, ставила свечи святому Роху и святому Власию. Гиро и Баларт, озираясь, шептали об иных способах лечения, - за любой из них можно было угодить на костер. Джаред не слушал их - не потому, что боялся Святого Трибунала (хотя и не без этого), а потому, что в действенность подобных средств не верил.
Дагмар почти все время находилась у постели больного. Спать ей приходилось урывками, когда Джаред сменял ее. Наверняка ее силы были на пределе. Но она никогда не жаловалась. Джаред не замечал прежде, чтоб она выказывала особую любовь к мужу, не выказывала она такой любви и теперь, и не говорила о ней, и ее молчаливая преданность, чуравшаяся внешних проявлений, трогала до боли сердечной.
Однако преданность жены и друзей помогала Динишу не больше, чем снадобья Джареда. Когда сон, в который впадал больной, стал напоминать забытье, Джаред собрался с духом и сказал Матфре, что надо бы послать за священником.
-- Я уже ходил к попу из здешнего прихода, - мрачно ответил комедиант. - Он меня прогнал. Говорит, нечего всякой сволочи лезть в царствие небесное.
Накануне дня святого Гилария, Диниш, после того как Джаред с трудом выпоил ему очередную порцию репейного настоя, попросил позвать Матфре.
-- Ты тоже будь здесь, - прошептал он, когда Дагмар направилась к двери.
Непонятно, к кому из них двоих он обращался. Джаред решил, что к нему, склонился ближе - Диниш был почти без голоса.
-- Это из-за нее, - шептал он. - Я умру... чего уж там, хватит прикидываться... а на сердце неспокойно. Нельзя ей одной. Пропадет... Женись на ней...
Джаред решил было, что умирающий бредит. Но вглядевшись, усомнился в этом - взгляд у Диниша был осмысленный.
-- Женись...или так... только не оставляй. Я бы Матфре попросил, но у него Зика есть...а ты ее любишь... думал, я не знаю?
Джаред молчал в растерянности.
-- Так ты берешь ее? - просипел Диниш.
-- Да. - И уже тверже: - Да.
Вошли Дагмар и Матфре.
-- Подняться помоги, - попросил Диниш, и когда Джаред, сидя рядом, приподнял его за плечи, сказал почти громко: - Матфре, ты теперь старший. А Дагмар я оставляю лекарю. Он согласен. Ты свидетель.
Джаред не смел оглянуться на Дагмар. А Матфре с готовностью ответил.
-- Я понял, Диниш.
-- Ладно... - голос у него снова сел. - Все, дайте мне поспать...
Из этого сна он уже не вышел, и на другой день сердце его остановилось. Все "Дети вдовы" к тому времени столпились в комнате. Дагмар была, как каменная, Зика плакала. Но с кем случилась подлинная истерика, так это с Балартом.