Я оторвался от окна и переключил внимание на оружие. «Каштан», точно такой же, какой я оставил в багажнике «мицубиси». Три запасных магазина в подсумке. Две гранаты «Бино». Кобура с автоматической «Астрой А-90». Четыре обоймы к ней. И, наконец, маленький ранец с восьмью выстрелами к гранатомету. На ранце желтая маркировка и соответствующий цифровой код — все восемь гранат заряжены нервно-паралитическим газом, который не убивает противника, но выводит его из строя, как минимум, на пару часов.
Я посмотрел налево. Через проход от меня громила с совершенно лысой башкой перехватил мой взгляд и похлопал ладонью по стволу бельгийского «Блиндисида». Это один из трех. Еще два гранатомета, насколько я помню, должны быть у Макса и «номера пятого» — высокого парня с монгольской физиономией.
Я нацепил кобуру с «Астрой» на брючный ремень, рядом с ней закрепил на карабинах гранаты.
— Подвинься. — Из глубины автобуса вынырнул Мартин, и я пересел ближе к окну, за которым уже мелькали корявые елки снегозащитной полосы и раскинувшиеся за ними поля. Автобус только что оставил позади Гатчину, миновал пост ГАИ и набрал крейсерскую скорость по Киевскому шоссе.
— Погодка-то портится, — заметил я и стукнул костяшками пальцев по стеклу.
— Как по заказу. Если будет темнее, нам это только на руку.
Ближе к вечеру небо затянули низкие облака, и сейчас, несмотря на начало двенадцатого — светлое время суток для июльского Петербурга, — на улице уже наступили плотные сумерки, и встречные машины двигались с ближним светом.
Мартин наклонился и дотронулся до ранца с гранатами.
— Видишь, Слава. Мы не стали бы с ними связываться, ограничились боевыми, если бы не твоя дочка. — Он очень хотел услышать от меня: «Спасибо за ваше участие, сэр», — но я промолчал, и англичанин сухо спросил: — По снаряжению и оружию нет претензий?
— Нет.
— Тогда пойду проведаю остальных. — Он коснулся моего плеча. — Слава, все будет о'кей. Скоро ты встретишься с дочкой, целой и невредимой. — И пересел к лысому парню с гранатометом, а я откинул назад сиденье и погрузился в прострацию. То ли сон, то ли явь, то ли бред… Непонятно. Такое бывало со мной, когда я выходил из трехнедельных запоев и, весь мокрый от пота, валялся в постели, снедаемый жестокой депрессией и призрачными мечтами о скорой смерти. Не получилось пока со смертью. Она шарахнула меня молнией, настойчиво зазывала в гости; но я убежал. Ничего, все еще впереди. Возможно, старухе с косой осталось ждать чуть больше часа.
Если меня не обманывает предчувствие.
Перед въездом в Рождествено мы высадили Альберта. Он легко выпрыгнул из автобуса и не спеша пошел по обочине. У него прорва свободного времени, пока мы будем выходить на исходные позиции на подступах к базе. Потом — всего и делов-то! — вскроет дверь в кирпичную будку подстанции, заложит там маленькую вакуумную бомбочку, которая взрывается почти бесшумно, и, когда я подам команду по рации, надавит на кнопку дистанционного пульта, вмонтированного в часы. Элементарно, если не брать в расчет того, что возле подстанции его может поджидать засада. Чеченцы не дураки и просчитать столь очевидную прелюдию нападения — лишить базу электричества — они в состоянии. Но лишать электричества их будет «фантом», один из лучших. А это просчитать уже невозможно. Остается лишь обломать об него зубы.
Когда автобус ехал через Рождествено, я обратил внимание на черный «чероки», стоявший на перекрестке шоссе с узкой грунтовкой — той, которая, судя по карте, и вела к базе. Сидит ли кто в джипе, я не заметил, но был уверен — сидит. И не один. И небезоружный.
— We are getting round the place, — громко объявил Мартин.
Я нацепил на спину ранец с гранатами, напялил на голову каску и, соскользнув в проход, пошел вперед по направлению к выходу. Следом за мной отрывали задницы от сидений коммандос. Как тени. Ни единого стука. Ни единого шороха. Лишь негромкий рокот мотора. Но вот и он смолк. Автобус, уже выбравшись за пределы Рождествена, катил на нейтралке. Зашипели тормоза. Отъехала в сторону дверь.
— Контроль связи через десять минут, — услышал я голос Мартина. — Good luck, guys!
— Вон канава, — сообщил водитель. И как он только ее заметил! Видать, не раз катался сюда на разведку.
Автобус съехал на обочину и остановился напротив неглубокой канавы, перпендикуляром упиравшейся в шоссе и терявшейся где-то вдали среди безграничного поля.
— Go! Quickly! While no the lorries!
— Good luck!!!
Я вылетел из автобуса, нырнул в канаву и побежал, спеша убраться подальше. В высокой траве заплетались ноги, я спотыкался, матерился сквозь зубы, но пер вперед, зная, что задаю темп тем, кому гораздо труднее, чем мне. У меня за плечами лишь ранец с гранатами, а в руке почти невесомый «Каштан». У них гранатометы, пулемет, штурмовые винтовки. Они нагружены, будто носильщики.
Отбежав от шоссе метров на сто, я поднял вверх руку и замер. Тишина… Только урчание удаляющегося «Икаруса», который отправился искать место для разворота. Тишина… Лишь стрекотание миллионов кузнечиков. Тишина…
Я снял каску и обернулся. В двух шагах от меня стояла одна из девушек-«манекенщиц». Не Кристина, вторая. Как зовут ее, я не знал.
— What's your name? — громко прошептал я.
— My number is seven, — ответила девушка.
Да, точно. Я и забыл — никаких имен до окончания операции.
— Все на месте? — Я вернулся назад вдоль цепочки застывших, как тени, «фантомов». «Сутенер», громила с лысой башкой, Джон, Алина… Все. Замыкающий — «номер пятый» с азиатским разрезом глаз. — Отлично! Пройти нам надо две с половиной мили. Спешить не будем. Расчетное время выдвижения на позицию — ноль часов пятьдесят минут. А сейчас без пяти двенадцать. Кому не лень тащить каску в руках, снимите ее. Что еще?.. Все. А ну-ка попрыгали. — Они послушно попрыгали. Ни единого лишнего звука. Это профи. Их можно не проверять. — Вперед, ребята! Нас ждут большие дела…
Через десять минут я надел каску и на ходу вышел на связь со штабом:
— «Первый» — «Школьнику». Проверка.
— «Школьник» — «Первому», — прозвучал в наушниках голос Мартина. — Есть проверка. Отбой.
— Есть отбой. «Первый» — «Второму». Проверка.
— «Второй» — «Первому». — Далекий голос Альберта сквозь треск помех. — Проверка. Поганая слышимость. Переходить на запасную волну?
— Отставить. Находись на приеме. Контроль каждые десять минут. Отбой.
— Есть отбой.
Черт побери! У Альберта дохлая рация? Или он уже торчит возле подстанции и отсюда помехи?
Я стянул с головы каску. Канава незаметно снивелировалась с землей, и теперь мы шли по меже среди изумрудных листьев капусты, не спешивших пока сворачиваться в тугие вилки. Метрах в трехстах впереди темнела полоска леса. За спиной шумели проносящиеся по Киевской трассе машины. Ночь наконец-то набрала силу и укутала нас столь желанной темнотой.
Когда закончилось поле, и мы уперлись в густые заросли ольхи и малинника, я еще раз вышел на связь с Альбертом. Опять помехи.
— Черт с ними! Пока отключись, — распорядился я. — В ноль сорок пять будь на приеме на этой волне. Не получится, переходи на резервную. Контакт в ноль сорок восемь. Как понял?
— …сорок пять… — Треск в наушниках. — …Ноль сорок во… — Опять треск! — …все верно? Прием.
— А бес его знает! — выругался я. — Отбой!
— Есть от… — Треск, будь он неладен!
Метров пятьсот мы шли вдоль ольшаника по кромке поля. Справа чуть впереди светилось редкими огоньками Рождествено. Начал накрапывать дождик, и я не знал, хорошо это или плохо. Капли бойко скатывались по плексигласовому щитку, не оставляя на нем никаких следов. Снаружи щиток был покрыт водоотталкивающим составом. Впрочем, и камуфляжный костюм практически не пропускал влаги.
В двадцать минут первого мы достигли угла поля. Отсюда до базы по прямой было ровно два километра, если строго выдерживать курс на северо-запад. Я сверился с компасом и, стараясь не треснуть какой-нибудь подвернувшейся под ногу веткой, углубился в темный неприветливый лес. Матюгаясь сквозь зубы — темно, не видно ни зги. Мерзавец Мартин не мог позаботиться с приборах ночного видения? Или ему на все начихать?..