Громов внимательно посмотрел на жену.
– Всё когда-нибудь случается в первый раз, – заметил он с лёгкой усмешкой. – И мы это уже обсуждали, Ната. Мой друг захотел, чтобы его брак был засвидетельствован не только в загсе, но и на небесах. Я уважаю своего друга, а значит, уважаю и это его решение. И я должен быть там, чтобы своим присутствием выразить своё уважение…
– Всё понятно, – прервала его Наташа. – Твоё уважение к Алексею и его желаниям достойно похвал. Но Кире зачем там быть?
Громов вздохнул.
– А Кириллу нужно расширять кругозор. Чтобы знать, в каком мире он живёт. А то сутками из-за компьютера не вылазит.
Аргумент был железный. Когда персональные компьютеры только появились, никто и представить не мог, как быстро они станут любимой игрушкой юношества, и молодые матери (к которым относилась Наташа) будут с возрастающим беспокойством наблюдать за тем, как их любимые чада погружаются без остатка в глубины виртуальной реальности. Сам Громов-старший относился к этой новой проблеме философски. Он неплохо знал историю и помнил, что ещё ни разу появление новых средств обработки и воспроизведения информации не меняли жизнь и быт столь кардинальным образом, чтобы изменилась мораль. Понятия «что такое хорошо» и «что такое плохо» не претерпели существенных изменений ни с возникновением кинематографа, ни с возникновением телевидения.
Революционность информационных технологий кажущаяся, полагал Громов. Они вызывают страх только потому, что большинство людей до сих пор ни бельмеса в них не смыслит. А юношеский максимализм в этих делах – всего лишь юношеский максимализм. Мы вон в своё время пятнадцать раз «Пиратов XX века» смотреть бегали – то ещё погружение в виртуальную реальность, – но ведь дебилами не выросли…
В общем, Константин Громов с уверенностью смотрел в будущее. Чего нельзя сказать о его жене Наташе, которая в последнее время была сильно озабочена «компьютерной проблемой».
Кирюша понял, что если отец прибег к запрещённому приёму, он не отступится, и значит, идти в церковь хочешь не хочешь, а придётся. Поэтому без дальнейших возражений Громов-младший взял свой букет и покорно поплёлся к воротам.
У ворот семью Громовых нагнал Алексей Стуколин, приехавший на трамвае. Он, подобно Константину, предпочёл гражданский костюм. Единственным предметом одежды, выдававшим его принадлежность к российской армии, была кожаная пилотская куртка.
– Здорово, Костя! Здравствуйте, Наташа! Хай, Кир! – приветствовал он семейство. – Как поживаете?
– Нормально, – отвечал за всех Громов-старший, улыбаясь.
– Надеюсь, мероприятие надолго не затянется? – высказался Стуколин, доставая из кармана куртки пачку сигарет «Прима» и закуривая.
(Как и его друзья – Громов с Лукашевичем – капитан ВВС Алексей Стуколин раньше не курил, но после операции «Испаньола» и памятного налёта на базу в Оленегорске вдруг начал и избавиться от этой дурной привычки уже не смог).
– Минут сорок займёт, – проинформировал приятеля знаток религиозных церемониалов Громов.
Раскланиваясь по дороге с родственниками брачующихся и другими приглашёнными, все четверо двинулись к церкви. У паперти уже дожидались нищие и увечные, предчувствующие скорую наживу. Среди них выделялся молодой человек без ног, но в камуфляжной куртке и чёрном берете сапёра.
– Где зацепило, братишка? – спросил его Стуколин.
– Чечня, – буркнул инвалид, глядя исподлобья.
Стуколин пожертвовал ему червонец. Алексей и сам написал два десятка писем на имена Министра обороны и Главнокомандующего с просьбой направить его в Чечню, однако никакого ответа не получил. В местном же военкомате на него посмотрели, как на придурочного, и велели больше не появляться, заявив, что пилотов на этом участке вполне хватает. Стуколин немедленно устроил скандал, грозился «набить морду» начальнику военкомата и уйти после этого добровольцем в мотострелковую часть. Однако уже на следующий день Алексей имел конфиденциальную беседу с лейтенантом ФСБ Владимиром Фокиным, курировавшим группу Громов – Лукашевич – Стуколин ещё со времён операции «Испаньола». После этой беседы, продолжавшейся без малого два часа, Стуколин поумнел, присмирел и перестал бомбардировать Министерство обороны своими письмами. Громов только диву давался столь разительной перемене и как-то раз вызвал друга на откровенность с целью выяснить, что же произошло между Стуколиным и Фокиным при встрече. Алексей отмалчивался и загадочно улыбался. Только однажды он обронил, что есть дела поважнее Чечни и бессрочный неоплачиваемый отпуск, в котором не по своей воле оказались трое офицеров, скоро закончится. Громов пожал плечами и решил не углубляться. К «антитеррористической операции» в Чеченской республике и к происходящим вокруг неё событиям он относился спокойно – без лишних эмоций и высказываний. В зону боевых действий он тоже не рвался, резонно полагая, что каждый должен делать своё дело на своём месте.