— Да, Яков сказал.
— А причину знаешь?
— Ну, только в общем, Аркадий Борисович.
Аркадий Борисович встал из-за стола и прошелся по кабинету. Совсем небольшого роста и тщедушный, в длинном халате с прямыми плечами, с откинутой назад головой, он выглядел внушительным, даже величественным.
— Он вёз большую партию. И вот ему в голову пришла мысль.
Аркадий Борисович остановился и замолчал, в упор глядя в глаза собеседнику.
— Пришла мысль смыться с этой партией. Он думал, это так легко. — Он снова помолчал. — Он очень просил. Умолял. — Следующая тяжелая пауза, во время которой стоявший Аркадий Борисович буквально сверлил злым взглядом распластавшегося в кресле Розового. — Знаешь о чем?
Потерявший свою авантажность, Розовый покачал головой и прокашлялся:
— Нет.
— Чтоб его пристрелили. Тяжелая смерть у него была. Долго умирал. На глазах у жены и дочки. Их тоже жалко. Но это было нужно.
Снова возникла долгая, гнетущая пауза.
— Он их к матери в деревню отправил. Умник! Думал, не найдём.
Наконец Аркадий Борисович отвел взгляд и снова сел за стол.
— Урок должен быть настоящим. Это просто необходимо. Каждый должен делать свое дело добросовестно. Добросовестно и честно. Мы не можем работать без доверия. Это основа всего.
Снова неприятная пауза.
— Ты меня понял?
— Да.
— Хорошо понял?
— Да, Аркадий Борисович.
— Делай свое дело хорошо и честно. Тогда все будет хорошо. Это я тебе говорю. А мое слово ты знаешь. Знаешь?
Розовый уже совершенно затравленными глазами посмотрел в уставленные на него колючие, иногда казавшиеся совершенно сумасшедшими глаза и невольно сглотнул.
— Да, Аркадий Борисович, знаю, — выдавил он осипшим голосом.
Аркадий Борисович поднялся и, величественно откинув голову, произнес:
— Ну, иди, Георгий. Иди и помни, что я тебе сказал.
И поза, и слова, и даже голос — все вполне соответствовало моменту. Да, это был настоящий, полновластный хозяин. Его так за глаза все и называли — Хозяин. И он, конечно, об этом знал.
Розовый снова с трудом поднялся. Потом, замявшись, он неуверенно кашлянул и потер рукой подбородок.
— Э-э, Аркадий Борисович, просьба у меня есть. Я знаю, это не по правилам, но, может быть, вы всё-таки мне поможете? Нельзя у вас попросить небольшой аванс. Тысяч пять. Просто так получилось, случайно…
Хозяин поднял брови, покачал головой и удивленно, даже укоризненно посмотрел на Розового. Торжественность момента было явно нарушена. Он сморщился и, оставив патетику, заговорил сварливым голосом:
— Жить надо по средствам. Почему у меня такого не бывает? Я все продумываю. Каждый шаг. Со мной случайностей не бывает. — Он вздохнул и опять уперся в Розового взглядом. — Ладно. В порядке исключения. Садись.
Он нажал одну из кнопок в столе и застыл. Розовый снова с трудом расположился в кресле. Ручка двери кабинета беззвучно повернулась, и в комнату протиснулся согбенный Яков. Расхлябанной, скользящей походкой уверенного в себе царедворца он приблизился к столу.
— Феликс дома? — не глядя в его сторону, спросил Аркадий Борисович.
— Он, это… отъехал слегка. В банк. Обещал быть через час примерно.
Хозяин недовольно нахмурился и пожевал губами:
— Ладно, иди.
Дождавшись, пока за Яковом закроется дверь кабинета, он встал, направился к шкафу и, видимо, на что-то нажал. Массивный шкаф, казавшийся монолитной глыбой, легко и беззвучно отодвинулся вдоль стены. Открылся встроенный в стену сейф. Прикрыв собой дверцу сейфа, Хозяин точными, неторопливыми движениями набрал код, взялся за ручку сейфа и повернул ее. И тут…
В тот момент, когда Хозяин начал поворачивать ручку сейфа, ну вот точно именно в этот момент, беззвучно начала поворачиваться ручка двери кабинета. Собственно, ничего особенного в этом не было. Просто Яков что-то хотел доложить шефу, только и всего. Если бы шеф в кабинете был один, Яков обязательно бы предварительно позвонил. Но когда в кабинете был посетитель, ему разрешались войти без доклада.
И вдруг в одну секунду все резко изменилось в этом солидном, спокойном кабинете, где все было таким надежным, основательным и рациональным. Резко и громко прерывисто взвыла сирена, что-то звонко щелкнуло в замке сейфа и одновременно в замке двери кабинета, на окна сверху с лязгом обрушились тяжелые стальные решетки, а сбоку еще и сплошные металлические шторы. Стало совсем темно, только над сейфом зажегся неяркий желтоватый фонарь. Из стены рядом с сейфом быстро и беззвучно выдвинулась высокая, почти до потолка массивная решётка, которая мгновенно под углом уперлась в отодвинутый шкаф, надежно изолировав от всего остального пространства прижатого к сейфу изумленного Аркадия Борисовича, который, похоже, никак не ожидал, что его манипуляции приведут к таким радикальным последствиям.
Не менее изумленный Розовый рванулся было вскочить, но не тут-то было. Кресло, в котором он сидел, как будто ожило. Полукруглые подлокотники мягко, но быстро и с очень большой силой сдвинулись и сделали напрасными все попытки освободить тело из этих объятий. Как будто кто-то сзади и снизу мягко обнял его. И обнял с нечеловеческой силой.
Сирена надрывалась. В небольшие паузы было слышно, как по всему дому на все лады надсаживались ещё и другие сирены, где-то что-то резко звенело, слабо слышны были возгласы и топот ног.
Начавший приходить в себя Хозяин только сейчас понял, что полы его роскошного халата оказались прижатыми краем решетки к стенке шкафа. Притиснутый спиной к решетке, он никак не мог повернуться. Несколько раз дернувшись и осознав тщетность этих попыток, он понял, что свобода в ограниченном пространстве у сейфа, созданном решеткой, требует жертвы. Безумный рев сирены, казалось, мог вывести из себя любого и лишить возможности анализировать и принимать решения, но не Аркадия Борисовича. Не колеблясь, он принял решение, которое было простым, как все гениальное. Он снял халат. Вернее сказать, он вышел из него, оставив большую его часть намертво зажатой решеткой. Исключительные обстоятельства заставили его пожертвовать образом величественного властителя и предстать перед Розовым без халата.
Зрелище это было таким, что у Розового вдруг непроизвольно широко открылся рот и не менее широко — глаза.
Всё в мире относительно. Мужская красота тоже. Кто-то в своё время сказал, что, если от мужчины лошади не шарахаются, значит, он красавец. Аркадий Борисович, несмотря на достаточно преклонный возраст, в своем темно-вишневом халате с накладными плечами, цвет которого хорошо оттенял отдающую в голубое седину его волос и свежеокрашенные ослепительно черные брови, гляделся совсем не плохо. Но вот стоило ему остаться без халата и…
Без своего великолепного халата Аркадий Борисович выглядел просто неприличным, можно даже сказать, скабрезным. В общем, это тело лучше бы никому не показывать. Для этого оно никак не годилось. Тело может быть некрасивым. Но не до такой же степени!
Очень худой и ужасно нескладный, он весь состоял из каких-то выпирающих мослов, покрытых синевато-белой кожей. К тому же тело было каким-то странно волосатым. Черная шерсть росла пучками, необычным образом концентрируясь на груди, животе и плечах. В общем, украшенный ярко-оранжевыми трусами в цветочек, он действительно был зрелищем. И для Розового это было бы смешным, если бы не глаза дергающегося за решеткой Хозяина. В них была уже не только злость и подозрительность. Теперь в них бушевали ярость и ненависть. Ненависть к Розовому, к тем, кто виноват в этой глупой ситуации, к тем, чьи голоса слышались за мощной запертой дверью кабинета. Ко всем.
Освободившись от халата, Аркадий Борисович припал к решетке, ткнул скрюченным пальцем в сторону стола и в паузу завывания сирены крикнул фальцетом:
— Кнопка! Нажми кнопку на столе! Белая кнопка!
Розовый напрягся, пытаясь вырваться из стальных объятий. Мгновенно он стал совершенно пунцовым.
— Я не могу! Кресло не пускает!
Весь обмен информацией шел чрезвычайно напряженно, в короткие паузы оглушающего рева сирены.