Девчонки завтракали. Несмотря на ночные возлияния, выглядели они превосходно.
– Лимонов нет, – сообщил я, передавая с порога мешочек с медом. – Давайте реанимируйте быстрее ваши прекрасные бренные тела!
– Куда торопиться-то? – лениво процедила Марина. – Быстро, сам знаешь, кто родится. А поросят надо с толком кастрировать.
– Валеев сказал «отмена миссии».
Марина вышла в сени и вернулась с баллоном молока в руках.
– Ну тем более, – бросила она, проходя мимо меня.
От ее одежды и волос пахло чем-то томно-сладким, молочно-конфетным. Вчера я этого не заметил. Обе подруги были сейчас сонные, ненакрашенные, с чуть припухшими от сна веками и губами и смотрелись настолько секси, что я даже не знал, кого выбрать, предоставься мне такая возможность. Впрочем, никаких возможностей мне предоставлено не было, а в городе меня ждала девушка. Надеюсь, что ждала. Я, во всяком случае, помнил о моей Марго каждый день.
На сообщение о вакцинации коров под присмотром Валеева Марина и Лейла отреагировали неожиданно бурно.
– А леди Ди тоже будет на вакцинации? – подняла идеальную черную бровь Лейла и с особым значением взглянула на подругу. Между собой «леди Ди» мы называли Диану Игоревну – валеевского зама. У Дианы был на удивление тонкий нос, белая фарфоровая кожа и тонна чувства собственного достоинства, порой граничившего с высокомерием. Диана городская, в деревню ее занесло по каким-то то ли семейным, то ли финансовым причинам, и она всеми силами показывала, что здесь она птица временная.
Марина нахмурилась и скривила губы в каком-то иронично-саркастическом выражении, смысл которого не был ясен мне даже приблизительно.
Конечно, я догадывался, что что-то пошло не так после приезда девушек. Что-то напряженно звенело и тревожно гудело, натягиваясь все туже между тремя узловыми точками: Тимуром Тимуровичем, Дианой Игоревной и молодыми практикантками. Но смысл этой нескладной геометрической фигуры не был мне понятен. Впрочем, мне наплевать, если честно. Валеев – местный мачо. Для деревни экземпляр редкой цены – не женат, не пьет, хозяйство держит, всегда за рулем, правда, алименты платит двум бывшим женам, но при его доходе и должности это погрешность, близкая к нулю. Диана Игоревна – молодая замужняя женщина. Муж, правда, остался в городе, но тем не менее. Зачем тут встряли еще и Маринка с Лейлой? Какой-то цирк.
Марина разлила молоко по трем кружкам, расписанным кроваво-красными маками. Утренний надой только что отдал свой первый пар, и аромат горячего коровьего вымени и сухой травы звучал уже на последних нотах. Еще минут десять-пятнадцать, и этот дивный запах исчезнет без следа. Я выпил залпом и ощутил себя почти в норме. Блаженство.
Лейла сделала нервный круг по чистому, блестящему от недавно положенного лака полу деревенской горницы и ловко, как кошка, запрыгнула на печку, где грудой лежали кипенно-белые подушки с такими же, как и на кружке, кроваво-красными цветами по пухлым бокам.
– Скажи, что мы заболели, – вдруг заявила Лейла и зарылась в подушки.
– Зачем? – изумился я. – Вы что?! Откроется. Вам тут еще четыре месяца куковать.
– В том и дело, – загадочно проговорила Лейла, и голос ее зазвенел металлом.
Я посмотрел на Лейлу, насупившуюся, подогнувшую ноги в черных обтягивающих лосинах, на руки-в-боки Марину, выступавшую аккуратным Ф-силуэтом на фоне окна, и подумал, что во внезапном распоряжении Валеева может заключаться настоящий драматический подтекст. Не назначил ли главврач вакцинацию наперекор? Мол, на-ка, выкуси, Диана Игоревна! Ты – кастрацию, я – вакцинацию. Ты леди Ди, а я – главный врач. В этом смысле кастрация хряков, лишавшая зверей мужской силы, назначенная Дианой, и вакцинация коров, подготовка их к родам, срочно переназначенная Валеевым, звучали как прямо противоположные высказывания. Как заявления в настоящей войне полов. Возможно!
Марина подошла к окну, оценила погодные условия, поежилась и повернулась к подруге, которая все еще восседала на печке, обхватив руками колени. На фоне окна теперь вычертился Маринин профиль: правильный нос с тонкими немного вычурными крыльями, придававшими ее лицу какое-то птичье заботливо-материнское выражение. Марине было только двадцать три – всего на два года больше, чем мне, – но в это можно было поверить только после предъявления документов. И дело вовсе не в том, что она плохо выглядела, напротив, Марина – красавица, но этот твердый упрямый нос, всегда настороженное выражение глаз как будто говорили: «Э-э-э, народ, да я вас всех насквозь вижу»…