Глава 22
Но так просто я не мог отказаться от любимого дела. В глубине души я затаил надежду вернуться к живописи в будущем и на всякий случай положил в мешок чистый холст, несколько кистей и краски.
– Пит! Открывай! – постучал я в дверь.
Пит открыл дверь и опешил:
– К-кто вы? Г-где Вилли?
– Успокойся, это я и есть. Смотри – моя одежда. И голос мой. Ну, узнал?
– Д-да, г-голос ваш, – не мог успокоиться и заикался Пит.
– Где Энни?
– Мы д-долго ждали, устали и п-проголодались. Она пошла з-за едой. Сейчас п-придет.
Я заметил фигурку Энни у соседнего дома. Легкая, в бордовом пальто, она увидела меня и замедлила шаг.
– Где Вилли? – повторила она вопрос Пита. Губы её задрожали, бледное лицо покрылось красными пятнами, глаза наполнились слезами.
– Это я, Энни. Ты привыкнешь, – тараторил я, подбирая слова, чтобы её успокоить. – Так получилось. Не знаю как. Я просто писал портрет под свою мелодию. Но оков больше нет, посмотри! Мы можем бежать!
– Вилли – мой жених! Я никуда без него не побегу!
– Я и есть Вилли. Успокойся, ты привыкнешь ко мне. Я изменился только внешне, уверяю тебя. Бежим! Отец приютит нас, – взял Энни за руку, но она вскрикнула и вырвала её, будто дотронулась до огня, и отвернулась. Прошло еще несколько минут уговоров. Энни сдалась. Протянула мне еду, которую принесла. Я постарался поймать её взгляд. Напугана. Но все-таки она посмотрела прямо в глаза, и стало понятно, что Энни немного приходит в себя или начинает мириться с неизбежным. Стараясь не потерять момент, я схватил её руку, прижал к губам и прошептал:
– Энни, послушай, – в любую секунду может появиться Такер. Надо спасаться. Тут не только мы с тобой. Подумай про Пита.
Я видел, как изменился взгляд Энни. Она больше не боялась. Возможно, узнала меня. Я взял её за руки, и она не отняла их. Напротив, она сжала мои ладони, а в её глазах появилась надежда.
– Бежим, любимая? – Я слегка потянул Энни к себе.
– Да! – с готовностью выдохнула Энни, и мы побежали на соседнюю улицу искать кэбмена.
Глава 23
Я свободен, красив, но несчастен. Моя новая внешность отдалила от меня Энни и Пита. Они общаются со мной как с чужим. Мы поселились в доме отца. Он рассчитал прислугу, и теперь Энни делает всю работу по дому. Мы подолгу говорим с ним. Отец принял бы меня любого, как бы я не изменился. Кровные узы не дают глазам обмануть сердце. Но Энни всё ещё не может привыкнуть ко мне новому, и наша любовь под угрозой. Я сказал, что буду ждать. На днях я пригласил её прогуляться по городу. Целый час прождал на площади Пикадилли, но Энни так и не пришла.
Зато на углу Риджент-стрит меня чуть не сбил с ног хромой пьяница, перепачканный грязью вперемешку с кровью. Видно, избивали его страшно. Рваная рана на правой кисти кровоточила. Я его поддержал и чуть не закричал – Такер! Лица не узнать, одни серые глаза горят, как и прежде И по голосу:
– Что выпучил глаза? Ну, споткнулся и что? – мой похититель еле ворочал языком.
Я сначала запаниковал, но через пару секунд успокоился – Такер не мог меня узнать. Внезапно вытащил пять фунтов и сунул ему в руку: "Сэр, это всё, чем я могу вам помочь. Купите лекарства, обработайте рану." Такер взял деньги, буркнул слова благодарности и побрел дальше. Через пару секунд он обернулся. Я все еще смотрел на него. Он махнул мне рукой и сказал что-то, но было не понять. Такер уходил, и с ним уходили мои страдания. Как будто были на мне невидимые оковы. Наконец, я избавился и от них.
Пикадилли – удивительное место. По лондонской легенде, если долго стоять там, то обязательно встретишь знакомого. Вот я и встретил…
Недавно я переехал к другу Виолы. Его зовут Сэм. Он студент-медик и совсем не похож на моих собратьев по кисточке. Цитирует Шекспира страницами. Значит, не один я такой на свете! Представился ему Оскаром. Теперь у меня новое имя и новая жизнь. И работу я тоже сменил. Началось всё с того, что я шел по улице и увидел в витрине магазина пишущие машинки – Ундервуд, Ремингтон, Хаммонд. Особенно мне приглянулся Ундервуд. Я застыл словно увидел не вещь, а родного человека. Захотелось потрогать эту диковинку и просто напечатать какое-нибудь предложение. Но это желание сразу сменилось другим – напечатать повесть о моей жизни, о жизни Вилли и его даре.
Виола помогла мне купить тот самый Ундервуд, много бумаги, и я принялся за работу. Поначалу моя писанина казалась такой неумелой, порой даже глупой. Но отказаться от неё я уже не мог. История рвалась наружу. Сэм прочитал первые страницы и сказал, что я вполне мог бы работать журналистом. Я не поверил сначала – дружеская поддержка, думал, но потом отнёс начало повести в издательство газеты "Новый век", где теперь и работаю. Две недели всего, но у меня, говорят, неплохо получается.