Васильева Ксения
Удар с небес
КСЕНИЯ ВАСИЛЬЕВА
УДАР С НЕБЕС
Роман
ПРОЛОГ.
"Я стоял в вонючем загоне для быков. Стоял так, чтобы до поры Хуан меня не учуял. Он бил своей тяжелой ногой по утрамбованной быками земле и хрипел. Будто понимал, зачем я здесь. А ведь понимал, скотина! Стоп. Скотина - ты, а он - бык, попавший случайно в поганое дело.
Все-таки я заплакал, как ни крепился. Не плакал я лет двадцать или больше.
Поминки по Рафаэлю...
А Рафаэль, счастливый, смеется и раскланивается перед публикой, проводя почти по земле своей треуголкой. Этот бой он посвятит Дагмар, сказал он вчера. Дагмар всегда ждала его в машине у театра, никогда на заходя внутрь, к арене.
Свихнулся Раф, слишком отдался чувству. Нельзя. И вот теперь я, его брат и друг, обязан его... убрать. Подлым способом. Через взбесившегося неожиданно, внезапно, Хуана, которому я...
Стоп! Никаких размышлений! Бери ампулу. Пока тебя никто не застукал.
Хуан, мне казалось, с удивлением посмотрел на меня.
В его бычьих, вроде бы дурных глазах, что-то сверкнуло, типа: а ты оказался дерьмом, братец...
Я не ответил ему."
1. "АНГЕЛ ИЗ АВОСЬКИ".
- Чего пристал? - зашипела я, резко обернувшись к дряхлому старикашке, давно плетущемуся за мной по бульварам.
- Молодой человек, я... - забормотал он и скоренько от меня отодвинулся, испугавшись, видно, что я тресну его по лысому кумполу ( что "молодой человек", - меня не удивило и порадовало: значит, похожа на мальчишку лет шестнадцати, как говорят... А я
- девчонка, семнадцати, сбежавшая из дома, из нашего тихого городочка, но об этом потом...).
Я шастала по центру в поисках объявлений о сдаче комнаты, но уже поняла, что за мои пятьдесят долларов ( которые я увела у матушки, из её заветной железной коробочки) никакой квартирки я не сниму.
На бульварах я и заметила этого дедка и теперь готова была и вправду пихануть его, чтоб отстал.
Но он, отойдя от меня на пару шагов, остановился и опять обратился ко мне.
- Молодой человек, не сердитесь, прошу вас... Вы не москвич? Впервые в Москве?
Большей пакости старикашка не мог бы придумать! Значит я так выгляжу! Занюханным парнишкой из Тьмутараканьска, которому негде преклонить голову ( не удивляйтесь, что я правильно говорю оп-русски, не так, как мои сверстники. Это все незабвенный мой учитель литературы в нашей школе и сосед по квартире. Случай привел в наш городок, - и Леонид Матвеич почему-то выбрал меня из всего класса и старался передать мне все, что сам знал. А знал он немало).
Я не ответила старику, но почему-то не ушла, - так и стояла перед ним со своим рюкзачком за спиной, в старых джинсах и чер - ной майке. Дедок увидев, что я не убегаю и не собираюсь, вроде бы, его бить, начал быстро бормотать.
- Я ничего дурного вам не желаю, молодой человек, я просто вижу своими старыми глазами, много видевшими на своем веку, что вот молодой симпатичный человек, скорее всего, совсем недавно в Москве, в поисках пристанища. А я таковое имею и мог бы...
Я стала обдумывать его не лишенную для меня интереса болтовню.
Сам старик мне не понравился ( как вообще могут "нравиться" такие старики!). Он был очень старый, лысый, горбатый - или сильно горбился, - с висячим носом и брюхом, с мешками под маленькими неопределенного цвета глазками, которые почти были скрыты бровями, как у скотч-терьеров, и разглядеть эти глазенки и что в них, - было почти невозможно.
Костюм на нем был черный, лоснящийся от старости, скрученный черный галстук, белая затрепанная, но достаточно чистая рубашка и пыльные, какие-то все кривые штиблеты.
Нет, он мне определенно не нравился.
Ну, а где мне приткнуться хотя бы на ночь?..
И потому я стояла, смотрела на противного старика и молчала, но сама-то уже почти решилась, а что мне оставалось?..
Разыскивать Алену из нашего класса, которая меня давно забыла?
И в Москве ли она?
Ее папашу, директора нашего единственного, но очень "серьезного", завода в городке, вызвали в Москву и они все быстро собрались и уехали.
Меж тем старик продолжал свой нескончаемый рассказ.
... Что живет он в центре, недалеко, что очень это удобно и он каждый день гуляет бульварами и что я ему глубоко симпатичен и он просто хочет помочь мне... Что одинок и...
А я, помня ежеминутно о своих долларах, завернутых в платочек и приколотых булавкой к изнанке джинсов, пробурчала, что денег у меня нет. Хотя ещё деревянный стольник у меня был, тоже маменькин... Когда я вспоминала свою милую, тихую матушку, сердце у меня сжималось и хотелось плакать, плакать и мчаться на вокзал, купить билет обратно в наш городок и никуда! никогда! не уезжать!
Но жизнь все равно тянет и тащит своими путями и я понимала, что не уеду я из Москвы и буду здесь жить. И слово, данное Леонид Матвеичу, сдержу... А вот как, - не знаю. Но найду его друга (забыла фамилию... У меня записано!).
Среди какого-то длинного описания, - то ли старикова дома, то ли его квартиры, я сказала охрипшим от долгого молчания голосом,
- я у вас переночую и заплачу.
- Ну, вот и ладненько, ну, вот и хорошо. Я сразу понял, что вы разумный молодой человек! Идемте же! - Обрадованно прокудахтал старик.
И тут же очень бойко затрюхал по бульварам, все время оглядываясь, иду ли я.
Шли мы совсем недолго и попали в переулок, где никем из "новых" ещё было не тронуто.
Дом старика был двухэтажный, деревянный. Халупа.
Мы поднялись на второй этаж.
Прошли длинным коридором и очутились под самой крышей, перед маленькой дверцей, которую старик со скрипом открывал минут пять огромным ржавым ключом.
В комнате, куда мы попали, я ничего сначала не могла разглядеть, потому что стояла кромешная тьма: окна были плотно занавешены.
Старик зажег где-то у пола настольную лампу и я наконец-то огляделась. И удивилась, что у такого древнего старикана может быть так чисто в комнате. Комната была одна и ещё что-то вроде кухни рядом.
И, что меня как-то снова напугало и заставило сомневаться в моем выборе, это то, что в доме, пока мы шли, я не почувствовала присутствия людей.
Я сразу же спросила, - а вы здесь один живете?
- Да. - Гордо ответил старик, - этот дом - мой. Но в силу... И удалился на кухню. А я осмотрелась уже хорошенько, - нас - колько позволяла настольная лампа на полу (он, что, скрывается? Боится воров? А воровать-то у него нечего!).