— Фигли-мигли, сэр! — разорялся он. — Неужели я должен терпеть насмешки на борту собственного судна? Вы арестованы, сударь! Отправляйтесь в трюм, и немедленно! Вы слышите меня?
— Прошу прощения, сэр, — смутился я, — но я ошибся непреднамеренно, поскольку не знал, что ваше имя Мигли…
— Мигли… — старик едва не лишился дара речи. — Фигли-мигли, разрази вас гром, сэр! Заковать в цепи этого наглого шутника! — обратился он к команде, которая с трудом удерживалась от хохота. — Я научу вас, как обзывать капитана Свэна с «Морской феи», сударь!
Видя, что он слишком раздражен, чтобы выслушивать разумные доводы, я улизнул в трюм и сидел там, пока не утихла буря; но и впоследствии, хоть он и сам хохотал над этим случаем за бокалом вина, он сохранил ко мне неприязнь, и когда пришло время… впрочем, я забегаю вперед, а это недопустимо, поскольку мое повествование должно идти последовательно и, как говорят моряки, строго придерживаться проложенного курса.
Команда «Морской феи» в основном состояла из неплохих парней, немного, правда, грубоватых и бесцеремонных, и я чрезвычайно обрадовался, увидев мастера Роджерса, поднявшегося к нам на палубу в день нашего отплытия, и узнав, что он ушел с «Золотого дракона», поскольку, как он объяснил мне впоследствии, не мог выносить высокомерия и дурного нрава Неда Солткомба, чья шея все еще не пришла в норму после моего захвата.
На следующий день мы снова вернулись в Плимут, и четырнадцатого сентября тысяча пятьсот восемьдесят пятого года наша флотилия в полной готовности, насчитывая в своем составе двадцать пять судов, больших и малых, подняла якоря и под восторженные крики и приветствия, под грохот орудийного салюта и звуки многочисленных труб и рожков, с развевающимися флагами и гордо натянутыми парусами вышла из гавани в открытое море.
В экспедиции участвовали всего четыре корабля королевского военного флота, остальные суда принадлежали частным компаниям и отдельным лицам, которые надеялись приобрести воинскую славу и новое богатство во время нашего путешествия. В состав флотилии входили три больших трехмачтовых корабля: «Лев», «Удача королевы Елизаветы» (флагман) и «Королевская гончая»; среди двухмачтовых были «Морская фея», «Ястреб», «Радуга» и многие другие, на борту которых находилась доблестная компания из трех тысяч верных и надежных бойцов во главе с адмиралом сэром Фрэнсисом Дрейком, знаменитым навигатором Мартином Фробишером и капитаном Фрэнсисом Ноллисом в качестве вице-адмирала. Капитан Томас Фаннер командовал флагманским судном, а генерал Кристофер Карлайл исполнял обязанности главного воинского начальника.
Глядя на величественное и красочное зрелище нашей эскадры, я чувствовал, даже будучи шотландцем, как сердце у меня в груди сжимается от восторга и гордости, и старался представить себе, что сказал бы свирепый старый морской волк Эндрю Вуд при виде такой флотилии; вспоминая слова адмирала об испанских галеонах и кораблях-сокровищницах, я вновь повторил про себя: «Аминь!»— и, следуя морскому обычаю, засвистал, призывая свежий попутный ветер и благоприятную погоду.
16. О взятии «Донны Беллы»
Подобно тому как летучая рыба, расправив плавники-крылья, перескакивает через полдюжины океанских валов, так и я должен пропустить описание нашего плавания на запад, включая осаду Санто-Доминго 33, иначе моя история продлится до бесконечности, а пальцы устанут держать перо. Поэтому я не стану рассказывать о том, как «Морская фея», захваченная ураганом, оказалась оторванной от эскадры и сбилась с курса, не стану упоминать о всех глупостях, допущенных старым Фигли-Мигли, которые чуть было не привели к открытому бунту на борту, предотвращенному, по моему глубокому убеждению, криком, раздавшимся ранним солнечным утром с наблюдательной площадки фок-мачты:
— Эй! Парус по курсу с наветренной стороны!
В один момент все было забыто, и каждый бросился к вантам и реям, чтобы получше рассмотреть чужой парус. Множество догадок и предположений по поводу неизвестного судна сразу вытеснило все другие тревоги и заботы; большинство из нас склонны были видеть в нем испанский корабль, хотя не исключалась и вероятность того, что это одно из судов эскадры сэра Фрэнсиса, так же, как и «Морская фея», отклонившееся от курса. Но кем бы оно ни было, вскоре стало очевидно, что оно приближается, и наша команда поспешно принялась выкатывать пушки, подносить к ним ядра и мешки с порохом, разбирать оружие для рукопашного боя и готовиться к возможному сражению. Примерно через час стали уже явственно видны три высокие мачты и приподнятые нос и корма большого корабля; если это был враг, то он выглядел достаточно серьезным, и перспектива славного сражения взбодрила экипаж и вновь сплотила его вокруг своих командиров.
— Фигли-мигли, — обратился капитан к мастеру Роджерсу, — что вы думаете о встречном?
— По-моему, это испанское судно, и скорее всего с материка; похоже, трюмы его до самой палубы битком набиты серебряными слитками. Молю Господа, чтобы я не ошибся!
— Аминь, фигли-мигли, — согласился капитан, чью забавную манеру разговаривать я никак не мог воспринимать без улыбки, что, как я заметил, его весьма раздражало; и в самом деле, не будь он так озабочен встречей с неизвестным судном, он тут же сделал бы мне выговор.
Великолепное зрелище представлял собой гордый красавец корабль, медленно приближавшийся к нам, с пышной громадой белоснежных парусов, округлившихся под свежим попутным ветром, уверенно и решительно раздвигая форштевнем голубую волну и оставляя за собой пенистый кильватерный след!
К этому времени мы подняли на фоке наш вымпел, но встречный корабль, казалось, не замечал его и продолжал надменно и невозмутимо двигаться среди волн, словно такая мелочь, как наш барк, была недостойна его внимания, хоть на таком расстоянии мы уже различали фигуры людей, глазевших на нас из-за бульварка на фордеке и столпившихся у основания бушприта, и даже могли заметить отблески утреннего солнца на стальных шлемах и прочей амуниции. Затем на палубе корабля неожиданно раздался громкий и мелодичный звук фанфар; корпус судна слегка вздрогнул, и ядро, сопровождаемое грохотом пушечного выстрела, запрыгало по волнам далеко перед носом «Морской феи».
— Дураки остаются дураками, — пренебрежительно фыркнул Саймон, стоявший рядом со мной. — Много шума и гонора, а толку мало!
— Фигли-мигли! — заорал капитан. — Этот чертов «дон» бросает нам вызов! Мы должны перехватить у него ветер, мастер Роджерс. Эй, вахтенные — на брасы, остальные — по местам!
И тут начались суета, маневрирование с парусами, громкие приказы, беготня и множество «фиглей-миглей» капитана Свэна, прежде чем мы наконец перехитрили испанца и отняли у него ветер. Не успели мы развернуться к нему бортом, как Нед Уот, наш старый канонир, выпалил в него из носовой пушки, пробив ему парус и оторвав щепку от грот-мачты, что вызвало порядочное смятение и суматоху на его палубе.
Теперь мы находились достаточно близко, и я с восторгом и изумлением разглядывал встречное судно, потому что мне до сих пор еще никогда не приходилось видеть такого огромного корабля. Это был величавый галеон с высокой резной кормой, круто спускавшейся к шкафуту, с двумя большими фонарями у кормового среза; на носу у него красовалась превосходно выполненная и раскрашенная яркими красками деревянная фигура женщины с распущенными волосами. В бортах его с каждой стороны я насчитал по двенадцать орудий, хоть число пушечных портов значительно превышало это количество, а на вантах развевалось не менее дюжины разноцветных флагов с гербами знатных рыцарей и дворян, тогда как на палубе толпилось множество матросов и солдат. Капитан галеона, весьма мужественного вида мужчина, затянутый в блестящие стальные доспехи, стоял на ахтердеке; после нашего выстрела он галантно поднял свою шляпу с плюмажем и учтиво поклонился. Старый Фигли старательно ответил ему тем же, хотя его поклону явно недоставало грациозности, после чего приказал открыть огонь всеми шестью орудиями, заранее перемещенными на правый борт.
33
До 1803 г. — западная часть о. Гаити, являвшаяся в описываемое время французской колонией.