Ничто из этого, как и предполагал Ашот, не сыграло роли. Когорта Феодоры была готова уже три дня. Как только солнце село, войска привели в полную боевую готовность. Оружие зарядили, даже зажгли длинные фитили, от которых станут поджигать запалы. Мушкетеры надели на пояса короткие мечи. Их жены выложили гранаты, обрезали запалы. Заостренные палки установили в земле с интервалами в восемнадцать дюймов, обеспечивая дополнительную защиту мушкетерам. Фракийские катафракты спешились и приготовили пики.
Непрекращающийся легкий ветерок разносил по лагерю запах тлеющих длинных фитилей, Катафракты и Когорта ждали. Ашот ждал.
Менандр и Евфроний продолжали с той же юношеской уверенностью обсуждать предстоящую атаку. Антонина произносила молчаливую молитву за упокой души полководца, с которым она никогда не встречалась и никогда не встретится, где бы его душа ни находилась.
Через два часа после захода солнца началась атака. С внезапным гиканьем несколько тысяч арабов на верблюдах понеслись через возвышенность и вниз по склону на лагерь. Большинство из них держали в руках мечи, но у многих имелись факелы, которыми они тоже размахивали.
- Что это, черт побери? - спросил Менандр.
- Что с этими глупыми... - начал Евфроний, но молодой командующий Когортой быстро замолчал. Ему требовалось заняться выполнением своих обязанностей. - С пращами! На юг! - крикнул он. - Как только враг окажется в радиусе действия!
И он побежал, проверяя месторасположение мушкетеров.
Менандр остался позади, стоя рядом с Антониной и Ашотом. Менандр отвечал за катафрактов-пикинеров, но на самом деле ему было нечего делать. Все катафракты являлись ветеранами сражений, и отсутствие логики в атаке врага удивило их не больше, чем Ашота. И в отличие от мушкетеров им не требовалось перетаскивать с места на место неудобное оборудование. Не ожидая приказов, подразделения просто слегка изменили позиции.
Им не требовалось далеко идти. Ашот разбил лагерь таким образом, что римские войска занимали плотно заполненный квадрат. Мушкетеры формировали переднюю линию, по всем четырем сторонам, их защищал ряд заостренных палок. Катафракты-пикинеры заняли позиции в нескольких ярдах позади, готовые сформировать дополнительную защиту, если потребуется. Гренадеры с сотней катафрактов, которых Ашот оставил в резерве на лошадях, располагались в центре лагеря.
"Радиус действия" для гренадеров с пращами означал сто пятьдесят ярдов. К тому времени, как первая волна арабов оказалась на этом расстоянии от римского лагеря, жены сирийцев обрезали и подожгли запалы. Гранаты отправились в полет.
Ашот взобрался в седло. Ему это удалось без чьей-либо помощи и с относительной легкостью. Как и остальные катафракты, он облачился не в полные доспехи, а только частично. Он считал, что этого достаточно против легко вооруженных солдат нерегулярной армии. В этом сражении важнее мобильность, чем защита и ударная сила атаки.
Ашот в любом случае не планировал никаких громоподобных вылазок. Если его малое количество кавалеристов покинет безопасность лагеря, то их проглотит море бедуинов. Их целью являлось обеспечение резкого быстрого контрудара, если возникнет угроза прорыва врага сквозь передние ряды.
Конечно, Менандр и Евфроний с ним спорили.
- Нельзя разбить врага без преследования кавалерией, - разумно указал Менандр. Евфроний согласно кивнул.
- Не требуется, - спокойно ответил Ашот. - Мы не выступаем против дисциплинированных солдат регулярной армии, которые перегруппируются после поражения. Бедуины вообще имеют смутное представление о построении. Они будут атаковать, как маньяки, но если мы их отобьем, сильно обескровив, то они решат, что боги не благоволят этому делу. Они растворятся в пустыне и вернутся к своим стадам. Для наших целей этого достаточно. Они не будут на стороне Абрехи, когда Эон и Вахси станут штурмовать Сану.
Конечно, это не убедило Менандра и Евфрония. Но молодые парни удовлетворились долгим обменом мнениями по вопросу старческого слабоумия.
Ожидая атаку, Антонина делала меньше, чем кто-либо. Она просто следовала совету Ашота, лучше сказать: инструкциям - и оставалась на своем месте. Прямо в центре лагеря, где все могли ее видеть и слышать.
- Твоя работа - это просто придавать войскам уверенность, - весело объяснял Ашот. - И все, Антонина. Просто стой там, такая же целеустремленная, как Афина, и выкрикивай одобрения. И обязательно надень эту похабную кирасу.
Антонина надела кирасу при помощи служанки Кутаны. Глядя вниз на свои огромные латунные сиськи, она отреагировала обычным образом.
Веселье Ашота прошло.
- И попытайся не хихикать, - проворчал он. - Это плохо выглядит, когда так себя ведет командир во время отчаянного сражения.
Антонина захихикала.
Теперь, ожидая атаку, Антонина без труда сдерживала смех. Внешне она поддерживала невозмутимый вид, но внутренне очень боялась. Если сказать по правде, была в ужасе.
Ашот легко может делать свои ветеранские заявления, а молодые офицеры с уверенностью объявлять о предстоящем развитии событий. Но все, что видела Антонина, уставившись на орду вопящих кочевников, несущихся вниз по склону, как природный катаклизм, сопротивляться которому невозможно, - это волна насилия и убийства.
Она проклинала вес неудобного оружия, но тем не менее изменила положение ремня, на котором у нее через плечо висел пистолет. Ее рука потянулась к рукоятке "меча". После того, как пальцы сжались вокруг простой деревянной ручки, Антонина почувствовала, как возвращается уверенность. Она и раньше пользовалась этим мясницким ножом - и пользовалась успешно, чтобы защититься от насилия и убийства, когда нанятые малва головорезы напали на нее в Константинополе. Позднее Маврикий купил мясницкий нож и передал ей, как ее личное оружие для сражения на ипподроме*. "Спроси любого ветерана, Антонина, - заявил он ей тогда. - И все они скажут тебе: ничто так не важно во время сражения, как иметь при себе надежное, проверенное в деле оружие".