- Она - моя жизнь, - сказал раджпут тихо. - Мать моих детей. Радость моей молодости и уверенность моей зрелости. Точно так же, как она будет успокоением моей старости.
Левая рука Шанги поднялась вверх и осторожно погладила новый шрам, который на его щеке оставил Валентин. Шрам все еще выглядел ужасно, поскольку был свежим, но даже после того, как краснота спадет, лицо Шанги останется изуродованным. Когда-то он был красивым мужчиной. Но больше - нет.
- Конечно, предполагая, что я доживу до старости, - сказал он и уныло улыбнулся. - И что моя жена не сбежит в ужасе, когда увидит великана-людоеда, заходящего в ее дверь.
И снова на мгновение пальцы его правой руки сжались на рукоятке меча. Сильные пальцы. Улыбка Шанги исчезла.
- Я не обменяю ее даже на богиню. - Слова были стальными, как его клинок.
- А я и не думал, - пробормотал Велисарий. Он убрал Эйда назад в мешочек и заново застегнул тунику. - Я и не думал, - повторил он, встал и поклонился Дамодаре. - Насколько я понимаю, наши дела закончены.
Велисарий был высоким мужчиной. Не таким высоким, как Шанга, но достаточно высоким, чтобы нависать над Дамодарой, как гигант. Он также был крупным мужчиной. Конечно, не таким могучим, как Шанга, но гораздо более впечатляющей фигурой, чем невысокий и пухлый господин из малва, который сидел на подушке перед ними.
Это совсем не имело значения. Господин Дамодара посмотрел на римского полководца спокойным взглядом Будды.
- Да, полагаю, что так, - любезно согласился он. Дамодара сам встал и поклонился Велисарию. Затем слегка повернулся и показал на Нарсеса. Кроме...
Дамодара улыбнулся. Сам образ Будды.
- Ты попросил, чтобы Нарсес присутствовал. Как я предполагаю, на то имелась причина.
Велисарий осмотрел евнуха. На протяжении переговоров Нарсес молчал. Он и теперь продолжал молчать, хотя встретился со спокойным взглядом Велисария тем же гневным взглядом, которым поприветствовал его, когда Велисарий только вошел.
- Я хотел бы поговорить с Нарсесом с глазу на глаз, - сказал Велисарий. - С твоего разрешения.
Увидев недоверие в глазах Дамодары, Велисарий покачал головой.
- Я уверяю тебя, господин Дамодара: ничто из того, что я намерен обсуждать с Нарсесом, не принесет тебе зла.
Он ждал, пока Дамодара обдумывал вопрос.
"Это было красиво грамматически построенное предложение", - с восхищением заметил Эйд.
"Я - отличный грамматист. Мой отец не жалел денег на мое образование. Я знаю, как формулировать мысль".
Дамодара все еще колебался. Искал окольные пути, где бы они ни пролегали, проклятые. Дамодара ни на мгновение не сомневался, что Велисарий задумал какую-то хитрость.
- Я тебе в этом поклянусь, если желаешь, - добавил Велисарий. "О, это прекрасно. Ты умен, дедушка. Не позволяй никому говорить тебе обратное".
Велисарий чуть скромно не пожал плечами. Но долгий опыт научил его держать беседы с кристаллом в тайне от окружающих.
"Я - человек чести. Я никогда не считал, что не могу использовать свою честь на практике. Мы, римляне, еще более практичны, чем малва. Гораздо больше, в особенности когда коса находит на камень".
Предложение, казалось, удовлетворило Дамодару.
- Нет необходимости, - сказал он любезно. И снова поклонился Велисарию. Затем, взяв Шангу под руку, вышел из шатра.
Велисарий с Нарсесом остались вдвоем. Нарсес наконец заговорил.
- Черт тебя побери. Что ты хочешь?
Велисарий улыбнулся.
- Я просто хотел рассказать тебе о твоем будущем, Нарсес. Думаю, я обязан сделать это, за то, что ты спас Феодоре жизнь.
- Я не делал это для тебя. Черт тебя побери.
Гневный взгляд старого евнуха был удивительным. Великолепным сам по себе, как ослепительное блистание Эйда. Чистая враждебность, такая чистая, как алмаз, выкованный из злобы, зависти и ненависти к себе протяженностью в жизнь.
- Да и какое мне дело? - спросил евнух. И ухмыльнулся. - Что? Ты собираешься сказать мне - что я старый человек, прямо на краю могилы? Я уже это знаю, ты, ублюдок. Я все равно буду делать твою жизнь настолько несчастной, насколько смогу. Даже в то время, пока на меня примеряют саван.
Улыбка Велисария в своем роде тоже была поразительной.
- Совсем нет, Нарсес. Как раз наоборот. - Он постучал по мешочку у себя под туникой. - Конечно, будущее изменилось, по сравнению с тем, которым оно должно было бы быть. Но кое-что останется тем же. Например, естественная продолжительность жизни человека.
Нарсес гневно смотрел на него. Улыбка Велисария сошла с лица, и ее заменило... сожаление? Жалость?
- Такая потеря, - пробормотал он. Затем заговорил более громко. - Я скажу тебе правду, евнух Нарсес. Я клянусь в этом перед Богом. Ты переживешь меня, а я не умру молодым.
Появилась хитрая улыбка.
- По крайней мере от естественных причин. Кто знает, что случится в этом мире, который мы создаем? Но в будущем, которое бы было, я умер в шестьдесят лет. Ты все еще жил.
Челюсть Нарсеса отвисла.
- Ты серьезно?
На мгновение привычная подозрительность Нарсеса исчезла. На это мгновение - очень короткое - морщинистое и чешуйчатое лицо снова стало лицом ребенка. Мальчика - до того, как его кастрировали и бросили в полную горечи жизнь.
- Ты в самом деле говоришь правду?
- Я клянусь тебе, Нарсес, перед самим Богом, что говорю правду.
Подозрение вернулось, подобно оползню.
- Почему ты мне это говоришь? - спросил Нарсес. - И только не надо нести мне чушь. Я знаю, насколько ты хитер. Здесь есть какая-то ловушка.
Гневные глаза евнуха обвели шатер и видимый сквозь проем пейзаж, словно в поисках ловушки.
- Конечно есть, Нарсес. Думаю, это очевидно. Амбиции. - Взгляд Нарсеса резко вернулся к Велисарию.
- Такая потеря, - повторил Велисарий. Затем сказал твердо и уверенно: Я прощаю тебе твое предательство, евнух Нарсес. Феодора не простит, потому что она не может отбросить свою злобу и неприязнь. Но я могу и делаю. Теперь я клянусь тебе перед Богом, что прошлое прощено. Я только прошу в ответ, чтобы ты оставался верен тому единственному, что привело тебя к предательству. Твоим амбициям.