— Я должен быть за это прощен… Его голос растаял…
Глава 11
Элис лежала на залитой солнцем кожаной кушетке в столовой. Маргарет склонилась над ней с рюмкой бренди.
— Проглотите это, — велела она. Ее голос не был недобрым, — он звучал спокойно и деловито.
Элис подняла голову и сглотнула. Комната стала медленно сходиться в фокусе: кукушка в часах, стеклянный подсвечник, ваза, фарфоровые фигурки.
Элис принялась считать бледных леди в оцепеневших позах. Одна, две, три, четыре, пять, шесть. Элис подумала, что их больше. Ага, вон еще одна — на книжном шкафу. Семь.
— Я сказала мистеру Торпу, что вам нельзя принимать посетителей, — сказала Маргарет. — Если бы вы не оказались внизу, я не позволила бы ему с вами увидеться. А сейчас, сами видите, вам хуже. И мы положили вас на кушетку.
— Меня нес мистер Торп?
Маргарет разрешила себе робко улыбнуться.
— Он испугался. И правильно. Замучил вас своими разговорами. Я думаю, он испугался. За свою драгоценную репутацию. Ничего себе — гость убегает из его дома в полночь, да еще в бурю. — Элис отметила сварливый взгляд Маргарет.
— Кажется, он надеется, что я не буду рассказывать.
(«Я должен принять меры…» Какие меры? Говорила ли Камилла что‑то неразумное?).
— Им бы не поздоровилось, да? — спросила Маргарет. — У нас нет времени для него и его сестры. Они считают себя такими исключительными в этой долине. Ну почему они живут здесь? — Она сделала паузу и добавила серьезно:
— И почему они приехали сюда так внезапно?
— Они надо мной здорово подшутили… А теперь он говорит, что мне все приснилось. Нет уж. — Она подумала об этой бесконечной дороге в бурю и вздохнула:
— Кто‑то очень хочет, чтобы я отсюда уехала.
Юное лицо Маргарет вдруг сморщилось.
— Это точно. Вы должны понять намек.
Элис задумчиво проговорила:
— Маргарет, ты была такой доброй еще минуту назад, а сейчас снова злишься.
Девушка вспыхнула и резко отвернулась.
— Я не была доброй. Сейчас я просто нянька. Но вам лучше, и я повторяю: что бы ни говорил мой отец, вам лучше уехать.
— Я немного устала, — сказала Элис. — Какой от меня вред? Это что‑то связанное с Камиллой? Маргарет, покраснев, покачала головой.
— Я не знаю, — пробормотала она и убежала. В половине пятого прорычал автобус. Капризная погода снова переменилась, и облака сели на горы.
Маргарет, все еще храня молчание после утренней беседы, молча зажгла огонь, и Элис устроилась, чтобы согреться. Она была нетерпелива, чувствовала слабость и дрожала. Элис хотела бы прилечь, но упрямство не позволяло. Она решила дождаться возвращения Дандаса, расчесала волосы, подкрасила губы. Она выглядела уютной, как котенок. Такой ее увидел Феликс. Элис не слышала, что говорила ему Маргарет в холле. Она даже не звала, кто пришел, а когда подняла глаза, он стоял перед вей. По привычке ее сердце подпрыгнуло от удовольствия и паники. Она знала, что скажет ему, какие слова сорвутся с ее губ.
— Феликс, ты забрал ежедневник? Ты убил Уэбстера?
— Сама до этого додумалась или кто‑то вбил тебе это в голову?
— Конечно, никто. Но Уэбстер мертв. А предыдущей ночью ты пытался заставить его говорить. Я слышала.
Феликс опустился рядом с Элис на коврик перед камином. Его черные брови сошлись на переносице, а веселье ушло из глаз.
— Когда я пришел тебя навестить два дня назад, — сказал он, — ты несла чепуху. Но я простил, потому что ты сама не знала, что говоришь. Сейчас знаешь. И говоришь то, что думаешь. Хорошо, Элис, подумай, что ты делаешь. Я бы посоветовал тебе уехать, но вижу, как тебе здесь удобно. Я могу только оставить тебя здесь.
Он был так близко! Она ничего больше не испытывала к нему, но все же хотелось видеть его взгляд, потяжелевший и презрительный.
— Феликс, я не могу уехать. Я больна.
— Не можешь? И что теперь? Я могу только посадить тебя в свой автобус…
Элис подумала о маленьком коттедже Камиллы с атмосферой тайны, о прекрасной несчастной Кэтрин Торп и ее противном брате, о Маргарет, Дандасе с его мягкой страстью к миниатюрным женщинам, о похожих на фантастический задник горах с низкими облаками и белом замерзшем леднике.
— Нет, — сказала она, — здесь так интересно. И потом, слишком многие твердят, что надо уехать. Я не вписываюсь в какую‑то схему.
Феликс уничтожающе посмотрел на нее.
— Страсть к драме — единственное, что держит тебя здесь? Длинная полуночная дорога, деревья, падающие на тебя в бурю.