Она медленно провела его сквозь сеть его магии и мимо прикосновения Ворона и подвела к голубому огню, окружавшему темную сердцевину.
– Голубой свет – это дух, – сказал он. – Это тебе нужно было увидеть. Не знаю, что там внутри… может, душа? Возможно. А может, это возникло, потому что я держал себя в такой форме…
Он замолчал.
Сэра закрыла глаза и осторожно сняла магию с Хиннума, затем отменила заклинание, которое использовала. Поморгала, прежде чем к глазам вернулась прежняя способность видеть, и сделала два шага назад, чтобы не стоять нос к носу с Ученым.
У Хиннума на лице все еще было ошеломленно-восторженное выражение. Сэра спросила:
– Если Сталкер не зло, почему он Черный?
Он избегал ответов на ее вопросы о Черном; она надеялась, что если захватит его врасплох, то получит лучшие результаты.
С разочаровывающей быстротой лицо его приняло настороженное выражение. Когда такое выражение появляется у Таера, ему нужно много времени, чтобы вернуться к обычному добродушию.
– Откуда мне знать? – сказал он. – Я здесь с самого конца Колосса.
– Не совсем так, я думаю, – ответила Сэра. – Среди выживших колдунов был Черный, а нам рассказывают, что это ты убил богиню. Так почему Черный – это зло?
Наверно, ей следовало предоставить вопросы Таеру, но ее заставило попытаться выражение лица Хиннума. Она ничего не теряет, добиваясь от него информации о Черном вообще – а Виллона он должен знать. Сэра не забыла, что Виллон побывал в Колоссе. У него были те же карты, что у нее, и он был колдун. Конечно, он приходил в библиотеку.
Хиннум приложил руку к созданию ее Черного – Виллона, который, выдавая себя за друга, пришел к ней в дом и убил ее дочь. Хиннум все ей расскажет, даже если придется вытягивать из него по слову за раз.
Должно быть, эта решимость отразилась на ее лице, потому что Хиннум вздохнул.
– Когда мы, принося в жертву наш город, протянули завесу между Старшими богами и нашим миром, в ней образовалась брешь. Я чувствовал это – чувствовали и немногие выжившие великие колдуны. И один из них использовал эту брешь, чтобы получить доступ к силе Сталкера.
– Почему это произошло?
– Мы виноваты. Я. – Сэра видела Хиннума всего два дня, но выражение вины на его лице – ни разу. – Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что случилось. – Он сел на скамью, склонив голову. – Я экспериментировал с иллюзорными формами, которые не только совершенно воспроизводили объект для всех органов чувств, но и могли быть заключены в серебряный предмет, из которого их можно было бы вызывать, не причиняя иллюзии вреда.
– Мермори, – сказала Сэра. Хиннум кивнул.
– Я обнаружил, что, если уничтожить объект, который нужно воспроизвести, на воспроизведение нужно совсем немного магии.
– Создание мермори разрушило дома колдунов. – Сэра потерла лоб: от произношения незнакомых заклинаний у нее заболела голова. – Так как на это не нужно было много магии, заклинание нетрудно было ввести в общее заклинание Ворона, и ты сделал это во время падения города. Но жертвоприношение не стало достаточным, потому что дома колдунов не были принесены в жертву.
– И еще библиотека, – сказал Хиннум. Сэра сильнее потерла лоб.
– Какая глупость!
– Да, – вздохнул Хиннум.
– Ты собирался сказать мне, почему Черный – это зло.
– Колдун – конечно, не просто колдун, но сильный, умный, хорошо обученный колдун – может при известных обстоятельствах проникнуть за занавес и прикоснуться к силе Сталкера, ощутить силу разрушения. А разрушение убивает всякого смертного, который держит его слишком долго.
– Но Черный не умирает, – возразила Сэра.
– Большинство колдунов, пытавшихся это сделать, тут же выпускали из рук силы разрушения и больше никогда не пытались коснуться их снова. Но если колдун передает смерть – цену за владение этими силами – другому человеку, он может какое-то время ими пользоваться.
– Он убивает, чтобы сохранить силу, – прервала Сэра. – А всякий, кто так поступает…
– Зло. – Хиннум взглянул на окна в потолке. – Темнеет, – сказал он. – Тебе лучше отыскать твою семью.
– Мертвые ходят по ночным улицам, – негромко повторила она его слова.
Он кивнул.
– В этом городе мертвые очень сердиты.
Лер шел сразу за отцом, держа Ринни за руку. Девочка все еще с трудом дышала, потому что старалась не показать, что плачет. Этот приступ отца был одним из худших моментов в ее жизни.
Он был не первым, этот приступ, но самым тяжелым, и впервые это произошло без мамы, которая всеми руководила. Папа не дышал, пока Кисел не ударил его в грудь.
Форан шел по другую сторону от Таера и под каким-то предлогом крепко держал его за руку, помогая при ходьбе.
– Мы возвращаемся в лагерь? – спросил угнетенно Иелиан.
Это они не обсуждали. Форан помог папе встать, потом сказал:
– Пойдем.
Но не сказал, куда.
Папа был немного не в себе, он с трудом говорил – но не позволял больше помогать себе. Постепенно ему становилось лучше, и он смог вести оживленный разговор с Фораном.
– Мы идем искать маму, – сказал Лер. Форан перехватил взгляд Лера и легко кивнул.
– Папа, что случилось?
Лер поднял голову и увидел, что к ним торопливо направляются Джес и Хенна. Папа улыбнулся.
– Я что, так плохо выгляжу?
– Да. От тебя пахнет потом, и ты бледен, – ответил Джес со своей обычной прямотой.
У Хенны было обычное невозмутимое выражение, но Лер заметил, что глаза ее припухли. Она была почти так же бледна, как папа; только нос покраснел. Хенна плакала, но Лер с трудом мог представить себе такое. В другое время он бы заинтересовался этим, но сейчас его слишком беспокоил папа.
– У меня был еще один припадок, – признался папа Джесу. – Судя по тому, как все вокруг забегали, он был тяжелым.
Форан двинулся дальше и мягко потянул за собой папу. Джес подхватил Ринни и посадил себе на плечо, потом он и Хенна пошли рядом с папой.
Лер подождал и замкнул процессию вместе с Руфортом. Ему нравился этот немногословный парень; к тому же он не хотел идти слишком близко к Джесу.
Иногда Лер наслаждался силой, которую обнаружил в себе, когда узнал, что он Охотник. Но иногда ему хотелось, чтобы чувства не говорили ему так много.
Он не хотел знать, что делали Джес и Хенна перед тем, как пришли. Достаточно плохо, что он знает это о родителях; он не хотел то же самое знать о брате.
Брюидд посмеялась бы над ним. Он почти слышал ее голос: «Так откуда, по-твоему, мальчик мой, приходят дети? Из-под грибов?»
Он чувствовал, как покраснели у него уши, – вероятно, щеки тоже красны. Не в первый раз позавидовал он отцу с его темной кожей.
– Надеюсь, твоя мать сможет ему помочь, – сказал Руфорт; либо он слишком взволнован, чтобы заметить раскрасневшееся лицо Лера, либо достаточно вежлив, чтобы расспрашивать.
– Я тоже, – ответил Лер.
– Я подумал, он сломает что-нибудь, – сказал Руфорт и слегка улыбнулся Леру. – Может, меня.
Лер улыбнулся в ответ и почувствовал себя лучше. На сегодня худшее позади.
– Мне казалось, Иелиан сильнее, – сказал он достаточно громко, чтобы Иелиан расслышал.
Тот сделал грубоватый жест и подождал, пока они поравнялись с ним.
– Никогда не думал, что быть охранником интереснее, чем работать на Путь, – сказал Иелиан.
– Гораздо интереснее, – согласился Руфорт.
– М-м-м. – Иелиан осмотрелся в поисках опасности: они подъехали к перекрестку. Лер тоже нервничал в Колоссе. – Но быть Воробышком – лучше, чем клерком у управляющего моего дяди. Да и платят больше.
Руфорт напрягся, сжал челюсти, но прежде чем Лер смог спросить, что его встревожило, снова расслабился.