— Не нужно было меня дурачить.
Чейз стискивает челюсти, но он не кажется рассерженным. Он выглядит задетым. Он выглядит так, будто я только что залепила ему пощечину.
А я так недовольна, мне так обидно не только из-за того, что он сделал, но и потому что я всегда в долгу перед кем-то или чем-то всю мою жизнь, но я продолжаю наступать.
— Вы два сапога — пара. Мне следовало это понять. Два привилегированных, имеющих право кретина с кучей денег, при помощи которых, как вы считаете, вы можете выйти сухим из воды из любой ситуации. Вы думаете, что можете купить любого!
Я топаю к своему рюкзаку, а Чейз просто стоит там, твердо и неподвижно. Я рывком расстегиваю молнию, достаю свой бумажник и, хватая каждую банкноту, швыряю ему деньги.
— Ты не можешь купить меня! Я не продаюсь. Я не собираюсь быть тебе обязанной!
Купюры летают в воздухе. Их так мало, что это выглядит жалко, там максимум пятьдесят баксов. Дождя из них не получилось, больше похоже на изморось.
— Я не могу быть с тобой, — говорю я, осознание так сильно обжигает меня, что колени почти подгибаются. — Я не могу быть с тобой, если должна тебе денег.
— Эйвери, — говорит Чейз и направляется ко мне, прямо по банкнотам, разбросанным по полу.
— Нет! — выкрикиваю я, отчасти потому что он идет ко мне, и отчасти потому, что он топчет деньги на полу. — Бери свои деньги и убирайся.
Чейз внезапно останавливается, совершенно ошеломлённый. Его лицо полно боли, и мои глаза наполняются слезами. Неужели я боялась именно того, что он поступит так со мной?
— Ты прогоняешь меня?
Я киваю головой:
— Да.
Я прогоняю его, потому что если я этого не сделаю, он обязательно прикоснется ко мне, а если он прикоснется ко мне, то просто знаю, как я отреагирую. Когда он прикасается ко мне, я становлюсь слабой.
— Эйвери, подумай об этом, — умоляет меня Чейз, и я зажмуриваю глаза, сердито сдерживая слезы. Я распахиваю глаза, когда чувствую, как он делает еще один шаг ко мне.
Я кричу на него:
— Стой! Просто стой. Держись от меня подальше.
— Эйвери, — Чейз дышит так, будто внутри него что-то ломается.
Знаю, я слишком рассержена. Знаю, я слишком себя накручиваю. Я виню Чейза в том, что сделал Итан. Я взваливаю на него весь груз, который я носила сама, и это несправедливо.
Я делаю глубокий вдох, наполняя легкие воздухом, пытаясь обдумать всё. Я медленно выдыхаю сквозь зубы.
— Черт, — ругается Чейз и недоверчиво качает головой.
— Мне нужно немного времени, — объясняю я ему, у меня ломается голос. — Мне просто нужно немного времени подумать.
Чейз зарывает пальцы в волосы.
— Ты мне ничего не должна.
— Уходи, Чейз, пожалуйста, — говорю я, и начинаю отворачиваться. Я не хочу больше ничего слушать. Я совершенно убеждена, что сейчас ему нечем меня успокоить. Мне просто нужно успокоиться, а я не смогу сделать этого, если он будет пытаться меня переубедить.
Я не вижу, но явно слышу, как Чейз идет к двери. Это звучит, как будто сам фундамент здания сотрясается.
Я чувствую, что должна остановить его, и я чувствую напряжение, боясь, что он проигнорирует то, что я хочу. Я не могу физически заставить его уйти.
— Ты сама отдала мне себя, — говорит он, вдруг напоминая мне. — Ты моя, и у меня есть все права заботиться о тебе. Я тебя не заставлял отдавать мне себя, я попросил.
Я оборачиваюсь и встречаюсь с ним широко открытыми глазами, но я не могу произнести ни слова, потому что не могу дышать. Я отдала ему себя, как я могла забыть об этом? Я даже объяснить этого не могу...
Он рывком открывает дверь, при этом не отрываясь смотрит на меня.
— И поскольку я не Итан, и я, черт побери, люблю тебя, я дам тебе все время и свободу, которые тебе нужны.
Он закрывает за собой дверь, и он даже не хлопает ею, как я ожидала, а закрывает ее бесшумно, осторожно.
Он любит меня. Черт возьми, он любит меня. Остатки гнева исчезают, и я сползаю на пол, подогнув колени. Я в таком шоке, так потрясена всем, что только что произошло, что просто позволила ему уйти.
Как только он ушел, как только я услышала, как он заводит свою машину и шины скрипят, когда он уезжает с парковки, я не могу сдержать слез. Я плачу, потому что я глупая. Я такая глупая, черт возьми. Что я наделала? Как я могла позволить всему этому денежному дерьму сделать меня такой уродиной? Я так погрузилась в свои мысли, что каким-то образом он пытался контролировать меня, манипулировать мной, что я даже по-настоящему не думала.
Я просто отказалось от самого лучшего, что когда-либо случалось со мной.