— Хорош заборчик, а, Юр? — сказал Борзов своему отделенному Юрке Ковшову, похрипывая (устал — с ночи на ногах).
— Поглядывай!
Усмехнулся Борзов. Какой с мальчишки спрос? Третий месяц отделением командует, кроме службы-матушки знать ничего не желает…
Да и поглядывать тут нет нужды: за забором — парк сосновый, дорожки асфальтовые, от снега расчищенные, скамейки — то голубые, то розовые, то зеленые стоят.
Фрицами тут и не пахнет.
Добежали до ворот — чугунные ворота, с орлами, а рядом, меж бетонных столбов, — калитка, тоже чугунная.
И вывеска на столбе.
Золотые буквы на черном стекле.
Юрка смотрел на вывеску, потный лоб наморщил…
— Шуле… какая-то, черт ее разберет, уж буквы у фрицев — словно пьяный выдумал!
— Школа?
— Ага… Ма-ри-ен… дорф… В общем, какая-то школа деревенская, понял? Дорф — значит деревня. Глянем!
— А я, темнота, думал, что дорф — пол-литра по-немецки, — усмехнулся Борзов. — А выходит…
— Разговорчики!
Пхнул сапогом Юрка в калитку — распахнулась.
Пошли по широкой аллее, где из-под тонкого слоя ночной пороши асфальт пятнами виднелся.
А шагов за сто от длинного двухэтажного дома из красного кирпича с крыльцом-верандой из разноцветных стекол свернули с аллеи налево, в сосны: дуриком вслепую переть война давно отучила.
Встали за соснами, поглядывают…
Дымки из трех высоких белых труб на сизой черепичной крыше…
Высоченная дверь веранды — не иначе, дубовая, ишь какая резная — распахнулась, вышел старый фриц в вязаной шапке, в зеленой куртке с меховой опушкой по подолу, в желтых шнурованных ботинках до колен…
Морда бритая, только на подбородке — седая бородка клинышком, словно кто после пива плюнул.
А за стариком — мальчишки и девчонки выходят, табунятся, потом быстро по четверо в ряд разбираются, за стариком медленно идут…
— С мешками, глянь, Юр…
— Рюкзаки это, темнота ты, Николаич…
И тут девчоночка — двенадцать ей, никак не больше, крайняя слева в первом ряду, в синем пальтишке, синей шапочке — варежками синими лицо закрыла…
Обернулся старик, закричал что-то на девчонку.
— Смываются, — сказал Ковшов. — Эвакуация, а?
— Похоже, — сказал Борзов и покачал головой, забросил ремень автомата на плечо, из-за сосны вышел, через сугробик с краю площадки перед крыльцом перебрался на разметенный от снега черный асфальт.
Юрка — за ним (только автомат наготове).
— Ротармистен! — крикнул какой-то мальчишка.
И не шелохнется никто в колонне.
Борзов смотрел на ту девчонку, в синем пальтишке.
Личико-то у нее… ангелы такие бывают на церковной стене.
«Господи, боятся-то как маленькие…» — только и подумал Борзов.
— Не тыркай ты своим самопалом, чудак, — сказал он Юрке, медленно подступил к старику.
— Вы… папаша, нас не бойтесь. Детишек русские никогда не забидют, папаша…
Борзов еще шаг сделал, руку протянул и девчонке в синем пальтишке по розовой щеке тихонько провел.
— Ну, ну… Дунечка ты немецкая, не бойся, дурочка…
— Геррен зольдатен! — сказал старый фриц, бородкой подрагивая, и ладонь к щеке приложил. — О-о, геррен зольдатен!
— Шуле? — сказал Юрка, белобрысые брови хмуря.
— Я, я, рихтиг! — крикнул какой-то мальчишка.
— Эвакуацию отменяю, понятно? — сказал Юрка. — Никс эвакуация! Понятно? Опоздали. Хир быть! Хир! Унзер Красная Армия капут Гитлер махен унд аллес ин орднунг! Понятно?
— Я, я, герр шержант! — торопливо сказал старик. — Яволь, герр шержант!
— Ду — директор изт?
— Да, да, так! Ужье… двасать лет, да, герр, шержант! Этого школа, да, товарищ шержант! Это больни дети… детушки… Туберкулез, да. Живем лесе, да.
— Бежать вам некуда, кругом наши. Понятно? Эвакуация никс! Дошло?
— Дошло… однако.
— Однако? — Борзов усмехнулся. — В России, папаша, бывали?
— Да, был Россия. Первая война был. Плен, понимайте? Омск был, да. Два года лагер, немножко революцьон, поехаль домой, Германия…
— Во — земляки! — засмеялся Юрка. — Ну, земляк, давай-ка ты обратно маришрен махен. Нах хауз, ферштеен?
— Корошо.
— Поглядим, товарищ гвардии младший сержант, из школу, а? — сказал Борзов, прищуриваясь (по званию обращался к Юрке только в особых случаях).
— Некогда! Прочикались тут. Пошли!
Юрка козырнул директору, Борзов тоже.
— Бывайте здоровы, — сказал Борзов.
— До свидани, господа, — сказал директор.
Юрка и Борзов зашагали по аллее к воротам.