— Остров Стьюарт сразу под Южным островом. Потом идут острова Снэрс, острова Окленд, а еще на девятьсот километров южнее — Маккуори.
— Единственное, что звучит хоть как-то знакомо, — это остров Стьюарт, — задумчиво произнес Питт.
— Даже не затрудняй себя мыслями о Маккуори. — Мэйв непроизвольно поежилась. — Их единственные обитатели — пингвины, и там часто идет снег.
— Его, должно быть, приносят холодные течения из Антарктики.
— Промахнись мимо них — и дальше открытое море до самой Южной Америки, — безрадостно подытожил Джордино.
Питт, прикрыв ладонью глаза, оглядел небеса:
— Если холодные ночи нас не доконают, то без дождя мы будем обезвожены куда скорее, чем ступим на песчаный берег. Лучший выбор для нас — держать курс на южные острова. Можете считать, что тем самым мы раскладываем яйца по разным корзинам, уравнивая шансы.
— Тогда делаем бросок на Маккуори! — воскликнул Джордино.
— Они наша самая большая надежда, — согласился Питт.
С помощью смекалистого Джордино Питт установил парус так, чтобы двигаться курсом семьдесят пять градусов по магнитному компасу. Примитивный руль оказался послушным — они получили возможность держать курс шестьдесят градусов. Осознание того, что удалось хоть как-то побороть судьбу, всех приободрило. И вдруг Джордино сообщил:
— На нас надвигается шквал.
В западной части неба заклубились темные тучи и понеслись в их сторону с такой быстротой, будто какой-то великан начал раскатывать над пленниками моря ковер. Через несколько минут на лодку упали первые капли дождя. Потом капли участились, сделались тяжелее и многочисленнее, и наконец грянул ливень.
Питт спустил нейлоновый парус.
— Подержите немного парус наискось, спустив один конец за борт, — приказал он. — Пусть дождь смоет соль, а потом сверните его желобком, чтобы дождевая вода стекала в ящик для льда.
Пока лил дождь, они обратили лица к тучам и широко открыли рты, наслаждаясь драгоценной влагой, — так неоперившиеся птенцы требуют еды у крылатых родителей. Пересохшие глотки воспринимали запах и вкус пресной свежести как сладость меда. Ничего слаще попросту и быть не могло.
Целых двенадцать минут троица упивалась непроглядным потопом. Неопреновые поплавки барабанами рокотали под ударами дождевых капель. Вскоре вода заполнила ящик для льда и растеклась по дну лодки.
Дарующий жизнь шквал унесся так же быстро, как и налетел. Сняв одежду, каждый выжал мокрую ткань себе в рот.
— Как по-вашему, сколько мы набрали пресной воды? — спросила Мэйв.
— Литров десять — двенадцать, — предположил Джордино.
— Можем еще литра три прибавить, добавив морской воды, — посоветовал Питт.
Мэйв воззрилась на него:
— Беду накликать хочешь? Если пить солоноватую воду, то уж от жажды никогда не избавишься.
— В тропиках люди склонны без удержу глотать воду и все равно страдают от жажды. Организм потребляет куда больше жидкости, чем требуется. На самом деле, если человек потеет, ему нужна соль. Язык, конечно, восстает против горького вкуса морской воды, но поверь мне, если добавить в нее пресной, то и жажду утолишь, и от тошноты избавишься.
Перекусив сырой рыбой и запив ее дождевой водой, Мэйв вспомнила, что она женщина. Отыскав немного моторной смазки и добавив в нее рыбьего жира, Мэйв изготовила лосьон от загара. Назвав сие снадобье «Телесной броней», она провозгласила, что имеет фактор защиты кожи минус шесть. Всем был хорош лосьон, только не залечивал ссадины.
Днем подул резкий ветер, сделав лодку игрушкой нежданных волн. Плавучий якорь из напичканной тяжестями кожанки был брошен за борт, Питт спустил парус, чтобы его не унесло порывом ветра. Казалось, будто мчишься вниз по заснеженному склону горы на громадной автомобильной камере, которой невозможно управлять. Ветер с морем резвились до десяти часов следующего утра. Стоило морю успокоиться, как вновь появилась рыба. Казалось, морских обитателей взбесил вынужденный перерыв: они баламутили воду и бились головами о поплавки. А более прожорливые и задиристые устроили настоящую охоту за сородичами помельче. Почти час вода вокруг лодки была красной от крови: рыбы вели битву не на жизнь, а на смерть, и победителями в этой битве, как обычно, оказались акулы.
Мэйв, которую бесконечные хлопоты довели до изнеможения, уснула и увидела во сне своих детей. Джордино тоже предался сиесте, только в его снах царил ресторанный буфет, забитый всеми блюдами, каких только душа пожелает. Питту было не до сна. Отринув усталость и немощь, он занялся постановкой паруса и выравниванием курса. Устроившись поудобнее на корме, он, действуя рулем, направлял лодку на северо-восток и попутно обдумывал сложившееся положение. Мысли в который раз вернулись к Артуру Дорсетту. Питт хотел, чтобы бушевавший в душе гнев утих. Никому не позволено подвергать неописуемым ужасам безвинных людей. Дорсетт обязан понести наказание. Теперь это казалось Питту важным как никогда. Злобные лица Дорсетта и его дочерей, Дейрдры и Боудикки, стояли перед глазами.
В сознании Питта не было места для воспоминаний о страданиях, которые он с друзьями претерпел за минувшие пять дней. Он был одержим местью, причем беспощадной. Только смерть Дорсетта могла принести покой его душе.
И Питт наметил себе две цели в жизни: спасти сыновей Мэйв и покончить с безумным торговцем алмазами.
36
Восьмой день Питт вел утлое суденышко по безбрежному морскому простору. На закате штурманские обязанности принял Джордино. Питт с Мэйв поужинали, заев сырую рыбу вяленой. Полная луна встала над горизонтом громадным янтарным шаром, а после, уменьшившись и побелев, медленно поплыла над ними. Мэйв, сделав несколько глотков смеси морской и пресной воды, уютно устроилась в объятиях Питта и устремила взор на серебряную дорожку, которую раскатала по морю луна.
— «Два скитальца отправились мир посмотреть», — пропела Мэйв фразу из «Лунной реки» и перевела взгляд на Питта.
Жесткая линия подбородка, темные густые брови, зеленые глаза, чувственно светящиеся, красивый нос, увы, со следами переломов, морщинки вокруг глаз и насмешливый изгиб губ — мечта любой женщины, мужчина, с которым не страшно, сплав твердости и чувственности, притягивающий как магнит.
— Необыкновенный человек, — подумала Мэйв вслух.
Питт бросил на нее дразнящий взгляд:
— Это ты о ком?
— О тебе. Никогда не встречала людей, пребывающих в такой гармонии с жизнью.
Питт ухмыльнулся от удовольствия:
— Подобных слов я еще от женщин не слышал.
— А у тебя их было много? — с невольной ревностью спросила Мэйв.
— Кого?
— Женщин.
— Не очень. Мне всегда хотелось стать распутником вроде нашего Ала, только времени не находилось.
— Ты был женат?
— Нет, никогда.
— Помолвлен?
— Однажды. Давным-давно.
— И почему свадьба не состоялась?
— Невесту убили.
Мэйв почувствовала в словах Питта терпкий хмель воспоминаний и пожалела, что взялась расспрашивать. Ей хотелось быть для Питта единственной и неповторимой. Даже тень соперницы смущала ее. Тем не менее она мягко произнесла:
— Мне очень жаль.
— Саммер, — тихо продолжил Питт, будто не слыша Мэйв. — Ее звали Саммер. Глаза у нее были серые, а волосы — рыжие. Ты чем-то похожа на нее.
— Я польщена.
Он собрался спросить ее про сыновей, но передумал, испугавшись, что Мэйв сразу начнет плакать.
— А еще ты невероятно похожа на свою прапрапрабабушку, — сказал он.
Она удивилась:
— С чего ты решил, что я на нее похожа?
— Я видел портрет Бетси Флетчер на яхте.
— Надо будет как-нибудь рассказать тебе про Бетси, — произнесла Мэйв.
— Не трудись, — улыбнулся он. — У меня такое чувство, будто я ее знаю не хуже тебя. На редкость героическая женщина. Была арестована за мелкую кражу и сослана в исправительную колонию в Ботани-Бей. Помогла капитану, Задире Скагсу, подавить бунт на корабле. Ее мужем и твоим прапрапрадедом был Джесс Дорсетт, разбойник с большой дороги. Они-то и открыли на острове, ныне именуемом Гладиатор, алмазные залежи. У меня дома целое досье на Дорсеттов, от Бетси с Джессом и до твоего папаши-выродка и змеюг-сестриц.