— Никто не спорит: власть у этого человека огромная. Взятки Дорсетта осели глубоко в карманах членов конгресса Соединенных Штатов и парламентов Европы и Японии. Диву даешься, какие знаменитости на него работают.
Лицо Сэндекера сделалось пунцовым — не от напряжения, а от бессилия. Сдерживать гнев и обиду не было сил. Адмирал остановился, согнулся, упершись руками в колени и уставившись в асфальт.
— Я, ни минуты не мешкая, закрыл бы НУМА за возможность своими руками взять Артура Дорсетта за глотку.
— Уверен, вы не один такой, — усмехнулся Ганн. — Тех, кто не верит ему, а то и ненавидит его, должно быть, тысячи. И все же они ни за что не предадут его.
— И немудрено! Если он не устраивает несчастных случаев со смертельным исходом для тех, кто стоит у него на пути, так покупает с потрохами, заваливая алмазами их ячейки хранения в каком-нибудь швейцарском банке.
— Алмазы — мощное средство убеждения.
— Ими ему никогда не повлиять на президента.
— Не повлиять, только президент вполне способен последовать дурному совету.
— Только, уверен, не тогда, когда на карту поставлены жизни более миллиона человек.
— По-прежнему ни гугу? — поинтересовался Ганн. — Президент обещал связаться с вами через четыре дня. Прошло шесть.
— Чрезвычайность ситуации не прошла мимо него…
Собеседники обернулись на звук сигнала, донесшегося из бирюзовой машины, остановившейся на улице напротив беговой дорожки. Нагнувшись к пассажирскому окошку, водитель прокричал:
— Звонок из Белого дома, адмирал!
Сэндекер обернулся к Ганну и слегка улыбнулся:
— У президента, должно быть, большие уши.
Он подошел к машине. Водитель протянул ему трубку.
— Уилл? — сказал Сэндекер.
— Приветствую, Джим. Боюсь, у меня для вас плохие новости.
Сэндекер напрягся.
— Поясните, пожалуйста.
— Вникнув в дело должным образом, президент отложил любую операцию, связанную с акустической чумой.
— Но почему?! — воскликнул Сэндекер. — Он что, не понимает, чем грозит это решение?
— Эксперты Национального научного совета не согласились с вашей теорией. Их убедили отчеты о вскрытиях, проведенных врачами в Мельбурнском центре борьбы с болезнями. Австралийцы убедительно доказали, что пассажиров круизного лайнера поразила редкая форма бактерии, схожей с той, что вызывает «болезнь легионеров».
— Быть того не может! — взорвался Сэндекер.
— Я знаю только то, о чем меня уведомили, — признался Хаттон. — Австралийцы предполагают, что виновата зараженная вода в увлажнителях системы обогрева судна.
— Мне плевать на то, что говорят эти патологи. Президент сотворит глупость, если пропустит мое предостережение мимо ушей. Ради бога, Уилл, просите, умоляйте, что хотите делайте, но убедите президента воспользоваться своей властью и закрыть горные предприятия Дорсетта, пока не поздно.
— Простите, Джим. У президента руки связаны. Ни один из его советников по науке не счел ваши доводы достаточно серьезными, чтобы идти на риск международного скандала. И уж точно не в год выборов.
— Это же безумие! Если мои люди правы, то президент не добьется избрания даже на должность мойщика общественных туалетов.
— Это с вашей точки зрения, — холодно заметил Хаттон. — Могу лишь добавить, что Артур Дорсетт уже предложил открыть свои горные предприятия для международной группы проверки.
— Как скоро можно собрать группу?
— Такие вещи требуют времени. Две, может, три недели.
— К тому времени весь остров Оаху будет забит мертвыми телами.
— К счастью ли, к несчастью — все зависит от того, как поглядеть, — но в подобном убеждении вы в меньшинстве.
Сэндекер мрачно выдавил:
— Я понимаю: вы сделали все, что в ваших силах, Уилл, и признателен за это.
— Джим, прошу вас связаться со мной, если у вас появятся новые сведения относительно акустической чумы. Для вас мой телефон всегда свободен.
— Благодарю.
— Прощайте.
Сэндекер отдал трубку водителю и вернулся к Ганну:
— Нам дали по мозгам.
Ганн был потрясен:
— Президента не интересует то, что творится?
Сэндекер кивнул, признавая поражение.
— Дорсетт подкупил патологов. Они сфабриковали отчет, из которого следует, что причиной смерти пассажиров круизного лайнера явилось заражение отопительной системы.
— Нам нельзя сдаваться! — воскликнул Ганн, взбешенный неудачей. — Мы должны найти какое-то другое средство, чтобы остановить безумие Дорсетта.
— Когда подступают сомнения, — произнес Сэндекер, у которого во взгляде заполыхал огонь, — положись на того, кто толковее тебя. Есть один человек, у кого может быть ключ к разгадке.
Адмирал Сэндекер сделал первый удар по мячу на поле гольф-клуба «Верблюжий горб» в Райской долине Аризоны. Под безоблачным небом этого штата было два часа дня. Всего пять часов прошло со времени его разговора адмирала с Хаттоном. Приземлившись в аэропорту городка Скотсдейл, Сэндекер взял у приятеля, старого морского служаки, машину и отправился прямо на площадку для гольфа.
Маршрутов было два; адмирал играл на том, что называется «Индейский крюк». Он окинул взглядом зеленое поле, увидел в трехстах шестидесяти пяти метрах от себя лунку, сделал два пробных взмаха, сосредоточился на мяче и без видимых усилий нанес удар. Мяч отлично пролетел, чуть-чуть отклонившись вправо, подпрыгнул и покатился по свободному пространству, пока не остановился в ста девяноста метрах от лунки.
— Боевое начало, адмирал, — похвалил доктор Сэнфорд Эдгейт Эймс. — Я допустил ошибку, уговорив вас на дружескую партию в гольф. Даже не подозревал, что старые морские волки всерьез относятся к такому спорту.
Обладатель длинной редкой седой бороды, скрывавшей рот и доходившей до груди, Эймс походил на старинного отшельника. Глаза его скрывались за голубоватыми двухфокусными очками.
— Старые морские волки делают много странного, — парировал Сэндекер.
Просить доктора Сэнфорда Эдгейта Эймса приехать в Вашингтон на важную беседу было все равно что молить Господа повелеть ветру жаркой пустыни растопить полярную ледяную шапку. Скорее всего, и тот и другой остались бы глухи к просьбам. Эймс с равной страстью ненавидел Нью-Йорк и Вашингтон и напрочь отказывался от поездок туда. Приглашения на банкет в его честь или церемонию вручения награды ни за что не выманили бы его из убежища на горе Верблюжий Горб в Аризоне.
Эймс Сэндекеру был нужен, и нужен срочно. Со сноровкой, что под стать ловле пуль на лету, он обратился к властелину звука, каковым Эймс слыл среди коллег-ученых, с просьбой о встрече. Эймс согласился, но при том непременном условии, что Сэндекер прихватит с собой набор клюшек для гольфа, поскольку все разговоры будут вестись во время проходов от одной лунки до другой.
Высокочтимый в среде ученых, Эймс был в своей области знаний тем же, чем Эйнштейн — в своей. Чудаковатый, блистательный, Эймс написал больше трех сотен научных статей почти по всем аспектам акустической океанографии. За сорок пять лет в науке он исследовал и оценил множество явлений, от использования подводных радаров и сонаров до акустического воспроизведения приповерхностной реверберации. Некогда советник министерства обороны, к слову которого прислушивались, он вынужден был уйти в отставку, после того как яростно выступил против шумовых испытаний океана, проводимых по всему миру для замеров глобального потепления. Его едкие нападки на планы Военно-морского флота провести ядерные испытания под водой только добавили враждебности в отношении Пентагона к ученому. Посланцы многих университетов долго пытались уговорить его начать работать с ними, но он отказал всем, предпочтя проводить исследования со штатом из четырех человек, которым платил из собственного кармана.
— Как вы отнесетесь к доллару за лунку, адмирал? Или вы привыкли к настоящим ставкам?
— Будь по-вашему, док, — согласился Сэндекер.
Эймс подошел к подготовленному для первого удара мячику, глянул вдаль, словно из ружья прицелился, и ударил. Ему было под семьдесят, однако, как отметил Сэндекер, прогиб и замах у него на мизерные сантиметры не дотягивали до тех, какими щеголяли мужчины много моложе и проворнее. Мяч улетел далеко и упал в песочную западню за двухсотметровой отметкой.