Море было довольно спокойным. Высота волны не превышала метра.
Питт склонился над рулем, прислушиваясь к ставшим уже привычными чавкающим звукам, — это Джордино вычерпывал воду из лодки. Зеленые глаза Питта, больные и распухшие, шарили по горизонту. Солнечный шар поменял утренний золотисто-оранжевый цвет на слепяще-желтый. Надежде вопреки Питт смотрел и смотрел вперед, не покажется ли хотя бы намек на спасение. Нет. Ни корабля, ни самолета, ни островка. Только облачка, бредущие на юго-запад. Мир вокруг был так же безлюден, как равнины Марса.
После того как удалось наловить рыбы столько, что хватило бы для открытия ресторана морепродуктов, мысли о голоде терзать перестали. Запаса питьевой воды при бережном расходовании хватило бы по крайней мере дней на шесть-семь. А вот усталость и бессонница, порожденные непрестанным вычерпыванием воды, давали себя знать. Каждый час казался мукой. Не было у них ни ковша, ни бутылки, а потому приходилось пригоршнями вычерпывать просочившуюся воду. Наконец Питт соорудил некое подобие черпака из пары гаечных ключей и водонепроницаемого пакета. Но самодельный черпак вмещал не больше литра.
Поначалу они работали по четыре часа посменно, и Мэйв участвовала в этой гнетущей работе. Она отчаянно трудилась, преодолевая ломоту в суставах. Стойкости и мужества ей было не занимать. Но вскоре продолжительность работы пришлось распределить. Мэйв черпала три часа, ее сменял Питт, который выдерживал пять часов. Потом к делу приступал Джордино и вкалывал полные восемь часов.
Чем шире расходилось днище, тем больше поступало воды: она уже не сочилась, а била фонтанчиками. Море проникало в лодку быстрее, чем его выпроваживали вон.
«Черт бы побрал этого Артура Дорсетта! — про себя ругался Питт. — Черт бы побрал Боудикку с Дейрдрой в придачу!» Его удручала и бессмысленная казнь. Они с Мэйв ничем всерьез не угрожали фанатичным мечтаниям Дорсетта об очередной империи, у них не было сил остановить магната и даже попридержать. То, что их бросили на волю волн, являлось актом чистейшего садизма, и ничем больше.
Мэйв заворочалась и спросила сквозь сон:
— Моя очередь черпать?
— На ближайшие пять часов — нет, — с улыбкой солгал Питт. — Спи дальше.
Джордино на мгновение перестал черпать и взглянул на Питта. Сердце у Ала изнывало от ясного понимания того, что еще немного — и Мэйв будут рвать на куски и пожирать бездушные убийцы глубин. Опечаленный, он снова принялся за работу.
Одному только Богу было известно, на чем держался Джордино. Наверняка у него спина и руки вопили от усталости. Но стальная воля заглушала эти вопли. У Питта сил было больше, чем у большинства мужчин, однако рядом с Джордино он казался мальчиком, восхищающимся олимпийцем-штангистом. Когда у смертельно уставшего Питта черпак валился из рук, Джордино подхватывал пакет и принимался черпать, как будто готов был заниматься этим вечно. Питт был уверен: Джордино ни за что не смирится с поражением. Крепкий, коренастый итальянец и умрет-то, наверное, стоя, лишь бы досадить безногой старухе с косой.
Опасность обостряла ум Питта. В отчаянной попытке перехитрить судьбу он спустил парус, расстелил его по воде, а потом протащил под корпусом и привязал веревками к поплавкам. Нейлоновую простыню давлением воды прижало к днищу, и вода стала поступать в лодку раза в два медленнее. В лучшем случае эта мера могла даровать им несколько часов жизни сверх отпущенных морем. «Если только не выдастся полный штиль, — прикинул Питт, — то полное физическое истощение команды и развал лодки случатся вскоре после наступления темноты». Он глянул на хронометр — до захода солнца оставалось всего четыре с половиной часа.
Мягко поймав Джордино за руку, Питт отобрал у него черпак.
— Моя очередь, — твердо сказал он.
Джордино благодарно кивнул и привалился спиной к борту.
Питт принялся вычерпывать воду. Он работал до вечера, потеряв всякое представление о времени, не замечая движения нещадно палящего солнца. Он черпал, словно робот, не чувствуя боли в спине и руках. Он черпал и черпал, словно в наркотическом опьянении.
Проснувшаяся Мэйв села и уставилась на горизонт за спиной у Питта.
— Тебе не кажется, что эти пальмы очень красивы? — еле слышно прошептала она.
— Да, очень, — согласился Питт, натянуто улыбнувшись ей: он решил, что у нее начались галлюцинации. — Только стоять под ними нельзя. Кокос, сорвавшись, может убить.
— Я однажды была на Фиджи, — сказала Мэйв, тряхнув волосами, — и видела, как орех пробил ветровое стекло машины, оставленной под пальмой.
Питту показалось, что рядом с ним находится маленькая девочка, бесцельно блуждающая по лесу, отчаявшись отыскать дорогу домой. Он не нашел больше слов утешения. Его наполнили чувства сострадания и полной беспомощности.
— А тебе не кажется, что идти нужно немного правее? — поинтересовалась Мэйв.
— Правее?
Голос у нее был такой, будто она впала в транс.
— Ну да. Ты же не захочешь пропустить остров?
Питт разогнулся, медленно повернулся и прищурился. После шестнадцатидневных определений местоположения по солнцу и постоянного обзора сверкающей воды глаза у него так переутомились, что их приходилось периодически закрывать. Он бросил взгляд прямо по ходу лодки, но различил только сине-зеленые волны.
— Мы больше не можем управлять лодкой, — тихо объяснил он Мэйв. — Я же снял парус и приладил его под корпусом, чтобы воды набиралось поменьше.
— Ну пожалуйста, — взмолилась Мэйв. — Остров так близко. Разве нельзя высадиться и походить по сухой земле хотя бы минуту?
Она проговорила все это так спокойно и так здраво на своем австралийском наречии, что Питт почувствовал, как по спине пополз холодок. Он понял, что сознание Мэйв помутилось. Однако все еще не угасшая искра надежды на спасение заставила его опуститься на колени и ухватиться за борта для равновесия. В этот миг лодку вознесло на гребень очередной волны, и Питт ненадолго увидел линию горизонта.
Только не было там никакого острова и никаких пальм.
Питт обнял Мэйв за плечи. Он помнил ее такой сильной и воодушевленной. Теперь же она была такой слабой и удрученной, хотя лицо светилось, как никогда раньше. И тут он заметил, что Мэйв смотрит не на море, а в небо.
Над ними парила птица. Прикрыв ладонями глаза от солнечных бликов, Питт воззрился на крылатого пришельца, словно это был ангел. Размах крыльев около метра, оперение зеленое в коричневую крапинку, заостренный клюв крючком.
— Попугай, — прошептал удивленно Питт.
— Ты его тоже видишь, — возбужденно шепнула Мэйв. — Кеа, точно такой же, какой привел моих предков на остров Гладиатор.
Моряки, терпевшие крушение в южных морях, утверждали, что кеа указывают путь к гавани.
Джордино по-своему расценил явление попугая.
— Попросите Полли присоветовать хороший ресторан, — устало выговорил он. — Лучше такой, где в меню нет ни одного рыбного блюда.
Питт не поддержал юмора своего друга. Он пристально следил за благословенным кеа. Птица парила, словно отдыхала после долгого пути. Затем, явно обретя второе дыхание, она устремилась на юго-восток. Питт схватил компас и отметил направление птичьего полета, не упуская попугая из виду до тех пор, пока он не превратился в точку и не пропал.
Попугаи не водоплавающие, как чайки или буревестники, далеко в море не залетают. «А может, этот заблудился? — подумал Питт и сам себе возразил: — Вряд ли». Ведь кеа, привыкший запускать коготки во что-то твердое, даже не попытался сесть на лодку. А это означало, что он точно знал, где находится и куда летит. Его полет был осознанным. Возможно (только возможно!), попугай оказался на полпути от одного островка к другому. Питт не сомневался: с высоты кеа видел то, чего они из разваливающейся лодки видеть не могли.
Он на карачках пробрался к носу суденышка и встал на ноги.
Он уже слишком привык к облакам на горизонте, которые порождали иллюзию поднимающейся из моря земли. Слишком привык видеть беловатые комочки ваты, плывшие по самому краю моря, привык к их бесформенности и темно-серому цвету, порождавшему пустые надежды, когда они меняли форму и неслись себе дальше, гонимые ветром на запад.