— Ты что, не слышишь меня, невежа? — процедил он сквозь зубы, поскольку я не обращал на него никакого внимания, так как места вокруг вполне хватало, чтобы пройти.
Я был настолько огорчен, настолько озабочен и взволнован всем происшедшим после того, как покинул барк, что даже не заметил его угрожающего тона, и он, посчитав меня трусом и желая покрасоваться перед товарищами, ударил меня по лицу маленьким прутиком, который держал в руке. Я могу вытерпеть многое и довольно спокойно отношусь ко всяким синякам и царапинам, но удар по лицу — это, пожалуй, единственное, что мгновенно выводит меня из себя, а в ту пору, Бог свидетель, мне не много надо было, чтобы утратить контроль над собой. В одно мгновение я очутился перед обидчиком и зажал его бородку между большим и указательным пальцами; когда я его оставил, на месте бородки красовалась лишь розовая ссадина, быстро набухавшая кровью.
С яростным воплем боли и гнева юнец набросился на меня, но я спокойно отступил в сторону и очень медленно принялся засучивать рукава от запястья до локтей, не спуская глаз с лица молодого хулигана. Его взгляд упал на мое предплечье, и я мрачно усмехнулся, поняв, что мужество окончательно покинуло его. Я не сказал ни слова, но оставил юного задиру и его друзей размышлять над преподанным уроком, а сам отправился в судовую контору, чувствуя себя немного спокойнее после этого небольшого инцидента. Закончив дела в конторе, я возвратился на «Санта-Марию» и был встречен громкими нареканиями сэра Джаспера, потому что я совсем забыл о его помаде, да и не удивительно, принимая во внимание события, приключившиеся со мной на берегу.
— Из всех бестолковых посыльных, Джереми, — сказал он, — ты самый бестолковый!
— Сэр Джереми, если вас не затруднит, — возразил я.
— Что такое? — воскликнул тот в крайнем замешательстве.
Тут я рассказал ему о моей встрече с королевой и о том, чем она завершилась.
— Клянусь собственной головой, — проговорил бывший придворный кавалер, — и подумать только, что я упустил такой шанс! Мы заметили какую-то суматоху на берегу и видели барку, прошедшую на веслах вверх по течению, но, чтобы ты встретился с королевой, — этого нам и в голову не могло прийти. Да еще чтобы она с ходу посвятила тебя в рыцари! Господи Боже мой! Я в жизни не слыхивал ничего подобного, хотя, как я частенько говорил тебе, Ее Величество страшно любит приключения такого рода. Сэр Джереми! Ну что ж, это подходящий финал для всех наших отчаянных передряг; однако ты, несмотря ни на что, выглядишь так же мрачно и уныло, как наши пленные «доны». В чем дело?
Когда я рассказал о госпоже Марджори и о том, как она оказалась навеки потерянной для меня, друзья удивились еще сильнее и стали проявлять ко мне сочувствие, принявшись наперебой болтать на разные темы, лишь бы отвлечь меня от тяжких мыслей; но у меня не было ни малейшего желания выслушивать шутки сэра Джаспера или далеко идущие планы Саймона, и я погрузился в пучину печальных размышлений о несбыточном и о моей несчастной судьбе. Сидя в углу, обхватив ладонями голову, я вдруг почувствовал прикосновение к моему плечу и, подняв глаза, увидел перед собой добродушную физиономию Саймона.
— Джереми, приятель, — сказал он, — я знаю, что мои слова вряд ли смогут тебя утешить, но, видишь ли, кроме женщин на свете существует еще множество вещей, ради которых стоит жить и сражаться. Ты вернул себе титул, и ты уже не безродный бродяга, но шотландский дворянин! К тому же, приятель, у тебя еще остались друзья; так что выше голову, старый товарищ!
— Спасибо тебе, Саймон, — ответил я. — Ты настоящий друг, и я тебе обещаю, что скоро приду в себя, но сейчас оставь меня одного! Я сумею трезво взглянуть правде в глаза и справиться со всем этим!
Целый час я сидел молча, размышляя над странными поворотами моей судьбы, и приветливые слова Саймона во многом утешили меня, да еще мысль о том, что не берегу Файфа вновь появился дворянин, носящий имя Клефан, и, хотя мой добрый отец ни во что не ставил подобного рода предрассудки, я тем не менее, сколько себя помню, мечтал заслужить рыцарские шпоры и стать сэром Джереми подобно тому, как мой дед был сэром Роджером; правда, я до сих пор не признавался в этом никому, за исключением одного человека, и человеком этим был не Саймон, хотя он, возможно, и догадывался обо всем.
К счастью, времени для размышлений над моими собственными проблемами оказалось не так уж много, потому что вскоре к нам на борт прибыл отряд пехотинцев и испанцев переправили на берег. Мне редко приходилось видеть настолько удрученных и подавленных людей, как эти «доны», и, если бы человеческие взгляды обладали способностью убивать, мы все лежали бы бездыханными на палубе «Санта-Марии». Затем с помощью лоцмана и присланной нам вспомогательной команды матросов мы подняли якорь, поставили паруса и с первой приливной волной поднялись вверх по реке до города Лондона.