- Спасибо, - сказала Адриен, остановив его жестом.
- Поберегите ваши драгоценности, - сухо заметил ему г-н де ла Герш.
- Черт возьми! Но это же рубин, стоимостью в тысячу пистолей! Слово капитана, эта безделица выглядела бы лучше на этой белой ручке, чем на моей грубой руке дона Гаспара д"Альбачета-и-Буитраго!
- И это Божий избранник, который так ругается! - тихо буркнул под нос Рено.
- Избранник, который прибыл из Перу! - пробормотал Каркефу.
Слегка удивленный, г-н де ла Герш обменялся взглядом с Адриен.
Вскоре Арман-Луи прошел в свою комнату, более спокойную, разумеется, тогда как именно покоя и тишины ему недоставало в зале, где шло пиршество. У него уже появились кое-какие сомнения относительно набожности и святости кавалера, столь проворно предлагавшего очень дорогие рубины со своего пальца.
Ночь, однако, прошло без происшествий. Друзья договорились отправиться в путь днем, но около полудня дон Гаспар попросил их, причем весьма настойчиво, ещё и отужинать здесь же. Арман-Луи посмотрел на Рено, который в свою очередь уперся взглядом в Армана-Луи. Возможно ли было просто вежливо отказаться от приглашения человека столь обходительного?
Г-н де ла Герш снова вспомнил об эпизоде с рубинами. Но если и мудрецы грешат по семи раз на день, то стоит ли винить капитана за минутную оплошность? Взгляд Каркефу, конечно же, говорил в пользу дона Гаспара.
- Позвольте мне просить вас пожертвовать одним днем, - снова обратился к ним испанский дворянин. - Я хочу выпить за счастливый конец вашего путешествия, разделите же со мной счастье, которое подарил нам случай: встречу столь достойных сеньоров со столь блистательным и набожным кавалером.
Г-н де ла Герш, боясь обидеть капитана, принял его приглашение и решил остаться в трактире "Мальтийский крест" до завтра. Дон Гаспар рассыпался в благодарностях. И вскоре, когда закончился обмен великосветскими любезностями, засуетились слуги и поварята, таская блюда и напитки руководил ими Петерс. Сердце Каркефу наполнилось радостью.
- Поверь мне, - сказал Каркефу Доминику. - Когда Провидение дарит такую удачу, как хороший ужин, было бы великим кощунством отказаться от такого счастья.
В назначенный час дон Гаспар пришел в сопровождении своего столь же набожного друга, которого, как он сказал, высоко ценил.
- Сеньор Матеус Орископп - доблестный смертник, - сказал он. - Но в то же время - один из тех бойцов, которых святые рады оберегать за их доблесть.
У сеньора, которого расхваливали, было большое худое желтое лицо, длинные руки. Он весь был в черном, шпага и кинжал с железной рукояткой на боку, взор почти всегда опущенный, а под крючковатым носом - маленький ротик с бледными губами. С какой стороны на него не поглядеть, казалось, что он все время повернут в профиль.
"Это, должно быть, анахорет, который зрит в корень", - подумал Рено.
И он налил ему полный до краев стакан рейнского вина, чтобы приободрить его.
Анахорет опустошил стакан одним махом. И вообще оказалось, что сеньор Матеус, хотя во время еды не вымолвил ни единого слова, ел как Колосс и пил как Титан. Рено, развеселившись, поздравил его с аппетитом, который не уступал его желанию выпить.
- Сударь, - пожаловался сеньор Матеус, - у меня испорченный желудок: еда для меня - тяжелое испытание.
- Клянусь честью, сударь, я восхищен мужеством, с каким вы переносите такого рода испытания, - изумленный, ответил Рено.
Дон Гаспар, напротив, едва касался губами золотых ликеров из Шампани и с рейнских склонов, он выглядел медовым и не повышал голоса, разве что отдавая распоряжения Петерсу и награждал его при этом крепкими тумаками. При каждом слове бедный лакей наклонял голову, как баран, сцепившийся с волком.
Адриен посмотрела на горемыку: у Петерса было открытое и грустное лицо. Но в то время как она глядела на него, он сделал ей знак глазами и, приблизившись украдкой, пытался заговорить с ней.
Дон Гаспар схватил табурет и бросил его в ноги Петерсу, который вскрикнул в испуге.
- Этот неловкий Петерс мог облить ваше платье, если бы я его не прогнал! - сказал испанец.
Между тем Каркефу был занят тем, что отставлял в сторону от всех блюда из птицы и пироги, не забыв при этом и про откупоренные бутылки с напитками.
- Народная мудрость учит нас, что в дни достатка надо делать запасы и про черный день, - сказал он Доминику. Доминик восхищался сеньором Матеусом и удивлялся, что столько съестных припасов может поместиться внутри одного человека.
Пока многочисленная прислуга уставляла стол изысканными блюдами, без конца обновляемыми, испанский капитан все время бросал томные взгляды в сторону м-ль де Сувини. Никогда ещё кружева более богатые не касались его запястий, никогда ещё драгоценности боле роскошные не переливались вспышками огней на его тонких длинных пальцах, любое движение которых при свете свеч заставляло сверкать грани камней.
- Ах, кстати! - громко и как бы между прочим обратился к сеньору Метеусу Орископпу кавалер дон Гаспар, - вы только что сказали, что лошади этих французских сеньоров действительно больны?
- Больны?! - не понял Арман-Луи.
- Увы, это так! - ответил Матеус сурово, - сегодня утром, после мессы, я пошел на конюшню, чтобы проверить, достаточно ли хорошо позаботился о них трактирщик, - да будет вам известно, господа, после своих близких больше всего на свете я люблю лошадей. Сожалею, но должен сказать, что ваши лошади показались мне вялыми и неспособными переставлять ноги... и это глубоко опечалило меня!
Рено стремглав помчался на конюшню: лошади лежали на соломе с потухшими взорами тяжело дыша.
- Дьявол! - сокрушенно сказал он.
- Провидение иногда посылает нам такие испытания, сказал сеньор Матеус, который вошел вслед за ним; - надо смириться с волей всевышнего; между прочим, трактирщик тут неплохой.
- Ах, сеньор, у меня нет ни вашего слабого здоровья, ни ваших добродетелей, - бросил в ответ Рено.
Это происшествие опечалило путешественников; о завтрашнем отъезде они уже не помышляли.
- А меня все это радует! - сказал дон Гаспар. - Я буду счастлив вновь встретиться с вами завтра утром.