- Э, да она совсем созрела для замужества! - смеясь, заметил католик.
- Кто? - не сразу понял Арман-Луи.
- Черт возьми, ну конечно же, м-ль де Сувини!
- Адриен?
- Да, Адриен!
Арман-Луи зашелся от гнева. Он сходу придумал предлог, который мог дать повод ссоре с приятелем.
- Послушай-ка, господин маркиз, - крикнул он. - Почему вы позволили себе назвать мадемуазель де Сувини по имени?!
- Велико ли дело! Просто я его знаю.
- Ну это уж слишком! Только два человека могут называть мадемуазель де Сувини по имени: господин де Шарней и я.
- Да ладно вам, эта привычка вполне может распространяться и на её соседа, даже если он не родственник.
- Учтите, я этого не потерплю!
- Но почему я должен церемониться, из-за прихоти гугенота? Что ж...
Он не успел договорить фразу, потому что Арман-Луи стремительно налетел на него и атаковал. Драка была долгой, упорной, яростной, слышались лишь восклицания г-на де Шофонтена.
Несмотря на боль, усталость, вконец измученные, они продолжали драться, Рено с ухмылкой, Арман-Луи ожесточенно, хотя оба задыхались.
- Значит, мадемуазель де Сувини созрела для замужества?! Прекрасная мысль! - клокотал Арман-Луи. - И кто же это собирается жениться на ней в наших краях?
- Черт побери! Да я знаю двадцать дворян, которым могла прийти в голову эта идея! - улыбался г-н де Шофонтен.
- Двадцать - это цифра, вы назовите имена!
- Имена? Ну так, прежде всего, я!
- Ты?!
И драка возобновилась, более жестокая и упорная, более долгая, грудь в грудь, сцепившись руками. Арман-Луи не отступал, Рено не собирался поддаваться. Удары сыпались один за другим. Арман-Луи был бледен, как смерть, Рено - красен, как огонь.
- Видали лакомку! - задирался маркиз, всегда скорый на колкости. Прехорошенькая кузина - его собственность! На вот тебе, еретик чертов!.. Он, видите ли, не хочет, чтоб на неё смотрели!.. Глаза-то есть, куда их девать, презренный гугенот? Ты не получишь девушку, ты будешь получать только удары. На, держи, гнусный кальвинист! Вот парочку для начала! Положи её в шкатулочку, свою Адриен, но учти - это не помешает одному славному дворянину, моему знакомому, обратить её в другую веру... Мерзкий безбожник, ад по тебе плачет...!
Каждое слово этой бранной речи, где ругательства перемежались со славословием, отзывалось на нервах и на мускулах Армана-Луи, точно удары шпор по несущейся лошади. Он чувствовал, как волны ненависти захлестывали его сердце. Впервые он испытывал серьезное желание убить Рено.
Наконец два могучих измученных тела рухнули на землю. Арман-Луи почти разбитый, Рено - почти сломленный.
- Прекращаем драку: завтра я буду ждать тебя в долине Мельницы со своими друзьями, а ты собери своих. Будет битва такая же, как у греков с троянцами: считаю, что мадемуазель де Сувини так же хороша, как Прекрасная Елена.
- Давай сделаем лучше: ты наденешь кольчугу, вооружившись шпагой, топором, кинжалом, и я тоже нацеплю латы - и как два странствующих рыцаря, железо против железа, мы будем истреблять друг друга.
- Пусть будет так. Я согласен. И если, надеюсь, убью тебя, я закажу двадцать месс за упокой твоей души... по крайней мере, тебе не придется выбираться из пекла...!
Итак, назавтра два рыцаря в двух плотных плащах, вооруженные с ног до головы, с кинжалами на боку, со шлемами на голове, встретятся ранним утром в самой пустынной части долины Мельницы...
- Помолись и исповедуйся, - прощаясь, сказал Рено.
- И ты попроси Бога за свою душу, - ответил Арман-Луи.
И вот они стали в боевой готовности друг против друга, железо лязгнуло о железо. Их сила и их ловкость были равными. Рено все время говорил колкости, посмеивался и сопровождал каждый свой удар угрозой или проклятием. Арман-Луи дрался с немой яростью. Вскоре несколько капель крови обагрили их доспехи. Внезапно г-н де ла Герш нанес противнику такой сильный укол длинной шпагой, что наверняка проткнул бы г-на де Шофонтена, если бы не сломалось оружие. Рено, шатаясь, ответил на этот выпад отчаянным ударом топора, который целиком разнес шлем гугенота. Арман-Луи, раскинув руки и закатывая глаза, тяжело рухнул.
- Ах! Боже мой! Я убил его! - крикнул потрясенный Рено.
Он отшвырнул далеко в сторону проклятый топор, наполнил шлем водой и оросил ею лицо своего друга. Арман-Луи не шевельнулся. Рено присел рядом с ним на колени и заплакал.
- Неужели я убил его? Моего единственного, моего лучшего друга? приговаривал он, отстегивая по частям доспехи раненого. - Я - презренный головорез, бесчувственное чудовище! Если он действительно умер, я не прощу себе этого никогда! Ах, мой бедный Арман-Луи! Ответь мне, поговори со мной!.. Я действительно грубое животное, но я не злодей! Лучше бы умер я, я готов умереть, чтобы спасти твою душу... Чем я буду без тебя? С кем я буду драться? Хочешь, я убью себя или удавлюсь?.. Прикажи, я послушаюсь тебя. А хочешь, я стану монахом? Я уйду на покаяние до конца дней моих в монастырь...
Арман-Луи глубоко вздохнул.
- Святая дева! Его душа вернулась! - воскликнул Рено. И стиснув руки, принялся рыдать.
- Ты все ещё собираешься жениться на мадемуазель де Сувини? прошептал Арман-Луи, открыв глаза.
- Я - жениться на Адриен?.. Нет! тысячу раз нет!.. Сколь бы она ни была красивой, обаятельной, доброй, соблазнительной, что мне до того? Больше я не взгляну на нее, если ты того желаешь, и никто не посмеет жениться на ней никогда, клянусь тебе в этом!.. Да и какого бы дьявола я связывался бы с ней, гугеноткой, я, истинный католик?!.. Об этом-то ты хоть подумал, болван!.. Ну же, возвращайся к жизни, и побыстрей, иначе я сейчас же рассеку себя вот этой шпагой!