Ее глаза зажмурились, и еще больше слез побежало по ее раскрасневшимся щекам.
Я больше не мог этого нахрен вынести. Я дернул ее к себе и обнял, благодарный за то, что на этот раз она не пыталась меня оттолкнуть. Рыдания сотрясали ее, когда я прижимал ее к себе настолько сильно, насколько это было возможно, чтобы не мешать дышать. Мои руки гладили по спине, по самой нежной коже, которую мне когда-либо доводилось трогать, пока я, закрыв глаза, зарылся лицом в ее шею. Я вдыхал аромат ее душистой земляничной кожи и волос с жадностью, как утопающий, оказавшийся на поверхности.
— Я люблю тебя. Ничего из того, что ты скажешь, не изменит этого, слышишь? Ничего.
Она покачала головой и отстранилась.
— Ты не знаешь этого. Ты не знаешь, что я сделала.
— Ты была с кем-то еще? — Она говорила, что нет, но даже если так, это не изменит моих чувств. Лишь разобьет мое чертово сердце.
Она нахмурилась, когда я вытер ее слезы.
— Нет, я говорила тебе.
— Хорошо, я тоже. — Обхватив руками ее лицо, я поцеловал ее в лоб. — Теперь расскажи мне, почему ты плачешь, потому что я никуда не уйду. Я вместе с тобой в этом, Саванна.
Она снова покачала головой.
— Я не могу. Я буду отвратительной в твоих глазах. И ты больше не будешь хотеть меня, я знаю.
— Этого никогда не произойдет. Теперь скажи мне, что не так. — Мой разум перебирает все возможные ужасные варианты, и чем сильнее она сопротивляется, тем хуже они становятся.
Судорожно вдохнув, она произнесла.
— Помнишь наше первое свидание? Ты подумал, что я рассказала тебе самое плохое о своей жизни, чтобы напугать, и я сказала...
— Ты сказала, что это не было самым ужасным, — продолжил я, цепенея, мои руки соскользнули с нее, когда я вспомнил наш разговор.
Пол, кажется, качнулся подо мной, когда я заметил ее мрачный взгляд. Она сказала все, что мне нужно знать, но какая-то мазохистская часть меня все еще нуждалась услышать это.
Легкие, казалось, не хотели работать, а ноги не могли двигаться. Ошеломленный, я медленно и почти незаметно моргнул, отмечая каждый тяжелый вдох, каждый толчок упрямого сердца, потому что знал, они будут моими последними. То, что расскажет Саванна, убьет меня, я в этом уверен.
— Это был последний приемный дом, в котором я жила. Те, кто вышвырнули меня на улицу, как только мне исполнилось восемнадцать.
Я не хотел больше слышать. Я не мог. Не думаю, что моя психика с этим справится.
Сжав челюсти, я попытался собраться. Бесполезно, знаю. К такому, как это, невозможно подготовиться.
— Муж, он... он пообещал, что я смогу остаться и закончить выпускной год, если я… Сделаю для него кое-какие вещи.
Мои глаза закрылись в борьбе со всепоглощающей яростью, которая просачивалась в каждую клеточку моего тела.
— Какого рода вещи? — спросил я очень медленно и намеренно.
Она снова покачала головой, кусая губу так сильно, что оставляла следы зубов.
— Деклан, пожалуйста.
Я сглотнул, сжимая и разжимая кулаки.
— Скажи. Мне нужно это услышать.
Облизнув губы, она сжала руки на груди.
— Все началось с фотографий. Он отвел меня в подвал, где я разделась, и он... Говорил мне, как позировать. Но со временем этого стало недостаточно. Он должен был еще и прикасаться ко мне.
Ее слова пробили дыру в моей груди и оставили меня истекать кровью, пока я боролся за дыхание.
— Он насиловал тебя?
Слезинка пробежала по щеке, когда она отвернулась.
— Это не насилие, если я согласилась на это.
Моя грудь вздымалась, когда я смотрел на нее, но не думаю, что действительно дышал. Такое ощущение, что я задыхался.
— Блядь, нет! Он шантажировал тебя, Саванна. Иисусе, тебе было семнадцать! Одно это по закону является изнасилованием.
Раскаленная до бела ярость загорелась во мне, сметая все на своем пути, оставляя после себя мучительную скорбь. Что-то жизненно необходимое просто умерло во мне. Думаю, это были остатки невинности.
Я собирался убить его. Бог свидетель, я найду и уничтожу его.
Саванна решительно помотала головой.
— Это не было изнасилование. Не могло им быть. Я...
Она резко осеклась и уставилась в пол.
— Ты что? — спросил я, боясь услышать больше.
Ее голос был еле живым, когда она произнесла.
— Я не сказала "нет". Я была юной и глупой и честно думала, что он выполнит свою часть сделки. Поэтому каждый раз, когда он наклонял меня и удерживал на кушетке, я позволяла ему.
Желчь подобралась к горлу, когда я представил картину, которую она только что описала. А потом осознал, насколько это устрашающе похоже на то, как я только что брал ее, и пытался дышать, подавляя почти непреодолимое стремление опустошить содержимое желудка прямо на пол.