— Говорила же тебе, что готовить все самостоятельно всегда лучше, — напоминаю ему, поднимаясь и хватая пустые тарелки, но Деклан забирает их у меня.
— Я возьму их.
Мои брови поднимаются в недоумении.
— Ты собираешься мыть посуду?
Обнажая свои совершенные зубы и ямочки, он отвечает:
— Если под «помыть посуду» ты подразумеваешь сложить ее в посудомоечную машину, то да. — Он кивает на диван, выглядывающий из гостиной. — Иди. Сядь. Расслабься.
Тебе не придется повторять это дважды…
Взяв пульт с журнального столика, я погружаюсь в черную кожу и включаю громадный плоский экран. Минуту спустя приходит Деклан и садится рядом со мной. Я передаю ему пульт, но он только качает головой и говорит:
— Подойдет все, что ты захочешь посмотреть.
Мои глаза возвращаются к программе передач на экране, но я чувствую на себе взгляд Деклана.
— Что?
— Ничего. Я вот думаю, что наверняка это не твоя заветная мечта работать в тренажерном зале, так чем же ты хочешь заниматься по жизни?
— Это довольно серьезный вопрос.
Он пожимает плечами, приподнимая уголки губ вверх.
— Я достаточно глубокий парень.
Я закатываю глаза, что становится чрезвычайно частым явлением рядом с этим парнем.
— Я не знаю. Я надеялась, что у меня будет время подумать над этим в течение первого года в колледже, но он накрылся.
Он сводит брови и наклоняется вперед.
— Почему?
Мои глаза возвращаются к телевизору. Я не люблю говорить об этом. Это напоминает мне, что когда-то я была близка к тому, чтобы выбраться из беспросветного, нищенского существования, которое, кажется, я обречена влачить всю свою жизнь.
— Зачем все эти расспросы?
— Просто любопытно. Тебе не нужно отвечать, если не хочется.
Что-то в его словах заставляет меня чувствовать себя плохо. Как будто я пнула щенка или что-то в этом роде. Я вздыхаю и произношу:
— Стипендия, с помощью которой я планировала оплатить колледж, как бы пропала, когда я бросила учиться. Я могла бы взять кредит, но это не имеет никакого смысла, так как у меня нет денег, чтобы погасить его, и не будет.
Я смотрю на Деклана краем глаза, но не могу разобрать выражение его лица. Готова поспорить, что мне оно не понравится.
— Клянусь Богом, что если я повернусь и увижу, что ты испытываешь ко мне жалость, то я прибью тебя.
Он смеется.
— Ладно. Свои чувства я буду держать при себе, обещаю.
— Хорошо.
— Ты рассматривала вариант стать шеф-поваром? Ты – гений на кухне.
— Спасибо. И нет, не всерьез.
— Как получилось, что ты так хороша в этом?
Я делаю длинный выдох и пожимаю плечами, насколько это возможно, прижимаясь спиной к дивану.
— Частично из-за необходимости и частично из-за желания угодить моим приемным родителям.
Когда Деклан хмурится, я продолжаю.
— Приемные родители такие же, как и обычные: некоторые замечательные, некоторые хорошие, а некоторые не занимаются воспитанием детей. Когда я была младше, я оказалась у пары выше среднего класса. На бумаге они казались совершенными: хорошая работа, прекрасный дом, красивые машины, — но они были невнимательными, жестокими. У них было еще двое приемных детей, и трое из нас были их маленькими горничными. В наши обязанности входили уборка дома, стирка белья, приготовление еды, и если мы что-то делали не так или отставали от графика, они наказывали нас. Но они делали это умно. Били там, где не будет видно. Им нравилось, как я готовлю, так что мне приходилось работать усерднее, чтобы усовершенствовать свои навыки.
Я уставилась в пространство перед собой, вспоминая вещи, которые так долго пыталась забыть. Такие, как жалящая боль от ремня или вкус носка, засунутого мне в рот, чтобы приглушить крики.
— Это реально сводило меня с ума, понимаешь? Пытаться угодить людям, которым ты не доверяешь и так сильно презираешь. Будучи молодой и наивной, я продолжала думать, что «если мне удастся заработать похвалу, то, возможно, они станут лучше ко мне относиться».
Деклан наклоняется вперед, приподнимая мой подбородок, когда локтями упирается в колени.
— Я хочу больше знать о тебе, но чем больше я узнаю, тем больше это меня бесит.
Я слегка толкаю его своим плечом.
— Так перестань спрашивать.