Дядю Сережу Головкина знали все, и он знал всех. В отношениях со взрослыми он чаще всего держался отчужденно, ограничиваясь общением только по работе. Для сердобольных женщин вечно немытый, кое-как одетый Головкин выглядел иногда «несчастненьким и голодненьким». Его старались накормить. Но в общении с мальчишками он преображался. Мог часами рассказывать им о лошадях, о конном спорте. Давал покататься, учил премудростям верховой езды. Женщины спокойно доверяли ему присмотреть за своими детьми.
Но не только лошади. Этот взрослый привлекал к себе малолетних запретными плодами. У него в комнате всегда можно было покурить. А тем, кто постарше, — и выпить спиртику. Никто из зоотехников не пускал детей наблюдать за случками лошадей или их искусственным осеменением, а Головкин пускал. Причем все эти недозволенные удовольствия дядя Сережа пытался окружить обстановкой секретности. Требовал от детей никому ни о чем не рассказывать, приходить к нему какими-нибудь окольными путями, следить, нет ли «хвостов». Тайна — это тоже привлекательно.
Но, окружая себя детьми, Головкин не делал попыток удовлетворить с ними свои сексуальные потребности. Он был слишком умен и осторожен, этот скромный зоотехник, чтобы так рисковать. Только однажды по инерции после первого убийства попробовал.
Миша П. был одним из завсегдатаев у Головкина дома и на конном заводе. Иногда он замечал, особенно когда старший товарищ выпьет, как у того соловеет взгляд. Но не от спирта, а от вида его маленьких друзей. Мальчик еще не знал, что такой взгляд называется раздевающим, а в случае с Головкиным даже каким-то разделывающим.
Как-то в начале мая, накануне выходного дня, выбрав минуту, когда они остались с Мишей на конюшне вдвоем, Головкин попросил мальчика отойти с ним в сторонку, в самый темный угол. Там он присел на корточки, взял Мишу за руки и, глядя снизу вверх тому в лицо, просто поедая глазами, тихо сказал:
— Мишук, могу я с тобой договориться об одном деле? Дело очень серьезное. И никому ни слова.
Последнюю фразу Головкин произнес чуть ли не по слогам.
— Конечно, — так же тихо ответил Миша.
Заговор есть заговор. Серьезнее быть не может.
— А что за дело? — спросил мальчик.
— Тс-с-с. — Приложив грязный палец к губам, Головкин огляделся. Никого. — Под Кубинкой одна бабушка живет. Надо ей картошку посадить. Заработаешь десять рублей.
— Картошку?
— Картошку, — кивнул Головкин и подмигнул.
Мальчик не понял. Если речь идет действительно о картошке, то к чему такая секретность? Но если под «картошкой» имеется в виду... Бог его знает, что может иметься в виду, но все равно — раз секретно, значит, интересно.
— Да зачем мне деньги? Я и так могу. — Миша пожал плечами. — Раз меня друг просит...
— Дома придумай что-нибудь. Что завтра тебе там... В общем, придумаешь...
Мальчик кивнул.
— Тогда так. Добираемся до Жаворонков по одному. В одиннадцать часов шесть минут оттуда идет электричка на Можайск. Билеты не бери, я возьму. Садись во второй вагон от хвоста. Все понял?
-Да.
— Повтори.
— Электричка на Можайск. В одиннадцать часов шесть минут. Второй вагон от хвоста.
— Правильно. И никому ни слова. Ни одной живой душе.
— Ага.
— Поклянись.
— Клянусь.
На станции Портновская они сошли. По узкоколейке углубились в лес. И здесь Головкин открыл Мише страшную тайну. Оказывается, никакой бабушке никакую картошку сажать не нужно. Все гораздо интереснее. Оказывается, дядя Сережа нашел в здешнем лесу заброшенную землянку, а в ней — старинное оружие, уздечки и седла. Все — времен войны 1812 года. Он хотел организовать на конном заводе музей и Мишу позвал как лучшего друга, чтобы тот помог перетащить добро. Кое-что можно будет взять себе.
О чем еще мечтать мальчишке! При этом Миша как-то не задумался, отчего для перетаскивания седел и оружия у дяди Сережи только небольшая капроновая сумка через плечо. Знал бы он, что там лежит на самом деле...
Когда они углубились достаточно, Головкин огляделся — никого больше видно не было. Он попросил у лучшего друга прощения и сказал, что местоположение таинственной землянки не может показать даже ему, и поэтому требуется, по всем правилам тайных явок, завязать глаза. Мальчик пожал плечами: что ж, тайна есть тайна. Головкин достал из сумки черный платок и завязал Мише глаза. Потом секретность потребовала, чтобы руки были связаны за спиной. Это было уже очень подозрительно, но мальчик согласился.