Головкин еще не трогался с места.
— Давно куришь, Сереж?
— С третьего класса.
— А сам в каком?
— В четвертом.
— Хочешь, табачный ларек обчистим?
— Нет, вы что!
— Давай. Чего боишься? Сигарет у тебя будет — во! Торговать еще сам сможешь.
— Нет, вы что!
Головкин все ближе склонялся к мальчику со своего сиденья, все плотнее хватал его своими ручищами, показывая, сколько будет сигарет. Глаза маньяка начали загораться дьявольским огнем.
— Давай, Серега. Не трусь. Сейчас спрячешься в багажник. Незаметно подъедем...
— Не хочу в багажник. Зачем?..
— Хочешь!
Маньяк уже крепко держал мальчика за руку. Так, что на коже под одеждой выступили синие пятна. Навстречу по дороге проехал грузовичок.
— Пригнись! — скомандовал Головкин и надавил сверху.
Мальчик ударился лбом о ручку переключения скоростей. Он не мог даже закричать — стало трудно дышать. Но водитель грузовичка не обратил внимания на возню в «Жигулях», он следил за дорогой.
Когда давление сверху чуть ослабло, Сергей Т. попытался выпрямиться. Бежать, бежать — была одна мысль. И вдруг он почувствовал у своего горла острие ножа.
— Сиди так, не выпрямляйся, Сереженька. Понял? Дернешься — убью. Молодец. А теперь обе руки за спину.
Мальчик повиновался. Головкин мигом крепко скрутил петлей ему руки. Сережа Т. не чувствовал этой боли. Его маленький жизненный опыт еще не мог принять такое — опасность, враг, у которого пока непонятно что на уме, здесь, в двух шагах от родной деревни.
Головкин обошел машину. Открыл дверь со стороны пассажира.
— А теперь давай быстро в багажник. Иначе...
Багажник был со всех сторон изнутри обклеен
войлоком. Отверстия для дыхания выходили в днище. Кричи — не докричишься, но до застенка доедешь живым, как нужно. У мерзавца было все предусмотрено.
— Что вы хотите со мной сделать... дядя Сережа? — пролепетал побелевшими губами любитель кататься на попутках.
— Убить тебя хочу. Сначала попользуюсь тобой, а потом убью, — спокойно ответил Головкин, ощерясь плотоядной улыбкой.
И захлопнул багажник.
Старательно объезжая посты ГАИ, другие места, где возможно было появление милиции, он быстро ехал к себе в Горки-10. Впрочем, тогда до политических и криминальных катаклизмов было еще далеко, в багажники частных автомобилей патрульные службы заглядывали редко. А в этих бежевых «Жигулях» лежал и корчился от страха ребенок, ученик четвертого класса. Сквозь шум работающего двигателя, шелест шин по асфальту маньяк слышал глухие крики, визги, рыдания жертвы, то, как ребенок стучался головой и коленками о стены войлочной тюрьмы, и наслаждался.
Только загнав машину в гараж и тщательно заперев дверь, Головкин выпустил Сережу Т. из багажника. Оборудованного подвала у него тогда еще не было. И существовал риск, что кто-нибудь, проходя мимо, может услышать крики мальчика. Заткнуть же рот ребенку он не хотел. Рот ему был нужен для гнусных целей.
Но мальчик уже не мог кричать. Он жмурился от яркого света электрической лампочки, всхлипывал и только тихонько молил:
— Не убивайте меня, пожалуйста. Дядя Сережа, пожалуйста, не убивайте...
А страшный дядя подвел мальчика к стенке, левой от входа, поставил под вваренной в стену металлической скобой. Достал откуда-то тонкий крепкий капроновый шнур, профессионально ловко сделал скользящую петлю, надел ее мальчику на шею. Другой конец перекинул через скобу и привязал к железному кронштейну, державшему полку.
— Дядя Сережа, я прошу вас, пожалуйста, не надо. Я все сделаю, что вы хотите, только не убивайте.
— Минет мне сделаешь — не убью.
— Сделаю. А что это такое?
Головкин объяснил. Мальчик покорно кивал. До него не сразу дошло, что он стоит со спущенными планами с петлей на шее под виселицей.
— Дядя Сережа, я все сделаю. Зачем вы мне веревку на шею надели?
— Просто так.
Десятилетний мальчик был самой юной из жертв этого маньяка. В положении приговоренного к виселице человека, покорно исполняя все извращенные желания этого типа, он верил, что вся эта атрибутика — игра, странная, опасная игра этого черного человека.
И кульминация игры началась, когда сияющий от восторга Головкин, удовлетворив свою физическую похоть, застегнулся и протянул длинную руку к веревке между скобой и кронштейном. Потянул на себя...
Лицо удушаемого мальчика было в нескольких сантиметрах от его лица. Когда ноги жертвы оторвались от земли, маньяк мог буквально вплотную наблюдать чужую смерть. Позже, несмотря на и без того сильные эмоции, с этим связанные, он даже пожалеет, что все так быстро кончилось. Но он еще будет делать все, что угодно его больному воображению, над мертвым телом.