Шины мягко шуршали по асфальту, холодный весенний дождь барабанил по крыше, а маньяк громко пел за рулем от предвкушаемого удовольствия. До самого гаража ему никто не встретился.
Багажник он открыл конечно же, только когда загнал машину в гараж и закрыл его ворота.
— Ты что, Серый! — возмущенно запыхтел Сергей К., вытягивая затекшие конечности и выбираясь из багажника. — На хрена захлопнул?
— Извини, случайно получилось.
— А где это мы? В гараже?
— В нем. Придется малость подождать. У ларька менты были. Но всю ночь они торчать там не будут. Не возражаешь пока спиртяшки хряпнуть немного?
— Ну! — взбодрившись, усмехнулся парень.
— Можно и насчет чувихи сообразить.
— Ну! — Сергей К. усмехнулся еще бодрее.
— Тогда спускайся в подвал.
Парнишка спустился. Огляделся с любопытством, в котором была лишь очень небольшая доля настороженности. Что это? Веревка с петлей висит. Заскорузлая тряпка, испачканная чем-то бурым...
— Хочешь фокус покажу? — предложил Головкин, спустившись следом.
— Давай.
— Повернись ко мне спиной и сложи руки за спину.
Сергей так и сделал, и его запястья мгновенно оказались крепко скрученными проволокой.
— Эй, ты что... — Подросток отскочил в сторону. — Развяжи!
— Это такая игра, не бойся.
— Ничего себе шры... Ты же сказал: сперва ларек. Потом сюда завез. Спиртик, чувихи...
— А чувиха у нас уже есть. Это ты. — Головкин не спеша принялся раздеваться. — Сначала у меня в рот возьмешь. Иначе зарежу. Ну а потом...
— Ты что, мужик, с катушек слетел? — Сергей К. напряг руки, но они были связаны крепко. Огляделся: нет, по вертикальной железной лестнице без рук не подняться. — Ты что, думаешь, «петуха» нашел? Да за меня знаешь какая кодла в Жаворонках... И солнцевские братки...
Обнаженный, крепкий детина Головкин медленно приближался к жертве с большим ножом в руке.
— Никакие братки тебе не помогут, Сереженька. Я забыл тебе представиться. Я — Фишер. Слышал о таком? И сделаю с тобой все что захочу. И ни братки, ни менты не узнают. Просто из этого подвала никто еще живым не выходил.
Сергей побледнел. Он слышал о Фишере. О нем в их местах слышали все. И вот довелось увидеться. Вся обстановка — мрачный подвал с веревочной петлей, связанные руки, мрачный голый мужик с ножом, не спеша достающий из
ящика пачку презервативов, — говорила о том, что это правда. Помочь Сергею К. мог только он сам.
!Но как?
Подросток не шевелился, когда Головкин подошел к нему и стал аккуратно, стараясь не поранить, обрезать ножом рукава куртки, потом джемпер. Сергей позволил раздеть себя целиком. Головкин велел ему встать на колени и согнуться, а сам принялся натягивать презерватив. Смертельно напуганный мальчик, уже не строящий из себя крутого, был покорен, полагая, что покорность спасет ему жизнь. Черт с ним, с унижением, с болью, лишь бы...
— Я никому не скажу. — Нагнувшись, как было велено, мальчик обернулся, увидел, как Фишер пристраивается сзади. — Тебе понравится... Я все сделаю.
— Еще бы, — усмехнулся насильник, — нечем будет рассказывать. Я тебе голову отрежу. Твоим же тупым ножом.
Закончив, маньяк приподнял голову парнишки за волосы. Тот старался смотреть на мучителя преданно, как собака.
— Понравилось? — спросил Головкин.
— Да, очень понравилось. Теперь ты меня не убьешь?..
Головкин молчал.
— Когда ты это захочешь, я к тебе всегда приеду. — Обреченный вымаливал себе пощаду. — Приведу кого угодно. Я таких девок... Или тебе больше мальчики нравятся? Могу и мальчиков... Хочешь, я этот ларек один грабану? Все деньги тебе отдам.
— Все сказал? — оборвал его Головкин. —
Сейчас самое веселое начнется. Дыба называется. Знаешь, что это такое?
-Нет.
— Узнаешь.
Каждую новую казнь и пытку Головкин заранее проигрывал в своем воображении. И тогда их воплощение приносило больше удовольствия.
Он привязал к запястьям Сергея прочную веревку, перекинул ее через забетонированную в потолке скобу, потянул на себя. Руки подростка вывернулись в плечах, его стало отрывать от пола. Он заорал от невыносимой боли. В суставах что-то громко хрустнуло.
— Я не хочу слышать твои вопли! — прикрикнул на него палач. — Хочешь жить — терпи молча.