Головкин молчал. Это было только задержание. У них нет никаких доказательств, чтобы предъявить ему хоть какое-нибудь обвинение. Он будет все отрицать.
В Одинцовском УВД постоянно находился кто-нибудь из группы по делу Удава. В тот день там был следователь Генпрокуратуры Костарев. Весть о том, что привезли Головкина, облетела все здание мгновенно. Возможно, не случайно, а в ожидании этого события тут оказался и корреспондент газеты «Подмосковье».
— Что, правда задержали того, кого подозревают как Фишера?
— Да, правда.
— Его с поличным взяли?
— Да какой там — с поличным. Гаишники просто так приволокли. Нервы не выдержали.
Костарев был страшно раздосадован. Велел отвести Головкина в кабинет, который выделили тут для московских следователей, а сам от дежурного позвонил Бакину. Костарев знал, что руководитель группы в настоящий момент должен был беседовать с директором конного завода, осторожно, исподволь выспрашивая об этом зоотехнике.
— Евгений Анатольич, Головкин здесь. Сержант ГАИ доставил.
— На каких основаниях?
— Ни на каких.
— Черт побери. Еду.
Не дожидаясь начальника, Костарев начал допрос. Головкин держался спокойно, потребовал сообщить, в чем его подозревают. Следователь не стал раскрывать все известные сыщикам факты по литерному делу «Удав» и сначала объявил о подозрениях, существующих в связи с исчезновением последних трех мальчиков.
— Свидетель Женя Л., живущий в поселке Горки-10, показывает, что хорошо знаком с вами в течение длительного времени и неоднократно бывал у вас дома, точнее, в служебной квартире, которую вы имеете в Горках-10, а также на вашей работе на Московском конном заводе № 1. Это так, не отрицаете?
— Да, так. Только вот бывал ли дома — не помню. Может, и заходил когда-нибудь. Ко мне многие мальчишки заходили.
— Тот же свидетель Л. показывает, что четырнадцатого сентября этого года вместе с исчезнувшими на другой день С., Ш. и Е. он ездил в Москву — играть на игровых автоматах на Белорусском вокзале. Когда они возвращались вечером между восемнадцатью и девятнадцатью часами, на площади у железнодорожной станции Жаворонки встретили вас, и вы подвезли их на своей машине. С., Ш. и Е. вышли в селе Юрасово, а Л. — в Г орках-10. Подтверждаете?
— Четырнадцатого сентября? Что-то не помню. Но возможно. В тот день я, кажется, ездил в Жаворонки. В хозмаге покупал стиральный порошок и замазку для окон. Зима скоро. Может, и подвозил ребят. Я всегда подвожу знакомых, если по пути.
— Свидетель определенно утверждает, что в дороге, везя на машине этих ребят, вы разговаривали с ними и предложили на другой день, то есть пятнадцатого сентября, совершить совместное ограбление коммерческой палатки. Подтверждаете?
— Да вы что? Нет, конечно. Зачем мне грабить, да еще каких-то незнакомых пацанов подбивать? Я хорошо зарабатываю.
— Женя Л. сообщил также, что вы знали о том, что С., Ш. и Е. на следующий день снова собирались в Москву играть на Белорусском вокзале и возвращаться домой думали в то же время. А вы настойчиво предлагали ребятам снова встретиться в Жаворонках. Сказали, что будете ждать их в машине.
— Нет, — уже коротко ответил Головкин.
Весь этот диалог протекал не с той скоростью,
с какой можно его прочесть. Протокол допроса — важный документ. Следователь сначала записывал свой подробный вопрос, потом задавал его вслух, выслушивал ответ подозреваемого и также записывал. Писать старался аккуратно и довольно медленно. У допрашиваемого, конечно, было время продумать ответ, поправить что-нибудь, но эта медлительность, дотошная подробность в выяснении мельчайших фактов действовала любому на нервы.
Искусство допроса сродни шахматной игре профессионала с любителем. В пользу профессионала сама обстановка. Конечно, в том кабинете Одинцовского УВД настольная лампа не была направлена в лицо Головкину, табуретка не была привинчена к полу посреди комнаты и по бокам от него не стояли два ражих милиционера с пудовыми кулаками. Но профессионал постоянно атаковал, а подозреваемый защищался. Ресурсы его защиты не были безграничны, и он не знал, каковы ресурсы нападения, какими фактами оно еще располагает.
В кабинете стояла тишина. Но из коридора то и дело слышались шаги, голоса. Один раз Головкину почудилось, как там кто-то громко сказал: «Все, взяли этого Фишера. Теперь ему хана».
Потом приехал Бакин и силы нападения удвоились.
— Свидетель, старший сержант милиции П., сообщил, что в середине апреля этого года, в двадцатых числах, точнее, — Бакин сверился с записью, — двадцать первого апреля он дежурил на посту ГАИ возле села Успенского. И видел, как около полуночи вы проехали на своей машине мимо и неподалеку от поста посадили в машину пассажира. Приметы пассажира совпадают с приметами Сергея К., без вести пропавшего. Подтверждаете этот факт?