— Ну что ты, дорогая, — ласково произнес Ридж, — могла бы одеться и попроще, хотя если тебе так удобно…
— Как ты умудрился приехать так быстро? — горящими от поцелуя губами спросила Морея. — И консьержка…
— Она очень обрадовалась нам.
Тут Морея почувствовала мягкое прикосновение и, опустив глаза, увидела у своих ног Фланагана.
— И собака?..
— Дорогая, — с нажимом произнес Ридж, — можно подумать, что мы с Фланаганом здесь впервые!
Он был абсолютно прав, надо быть осторожнее.
— Ну хорошо, не буду вам мешать, — сказала она.
— Вам не кажется, что она хочет избавиться от нас? — спросил Ридж Чарлза.
Морея фыркнула и указала им на дверь в спальню, переоборудованную под домашний кабинет. Ридж усмехнулся, велел собаке ждать и прошел за Чарлзом в комнату.
Морея сняла новое платье и надела джинсы. Как он мог подумать, что она нарядилась специально для него!
Проходя мимо кабинета, она услышала мужские голоса и с трудом подавила искушение остановиться у двери и подслушать, о чем они говорят.
Фланаган лежал на том самом месте, где оставил его хозяин, и Морее пришлось переступить через него, чтобы пройти в гостиную.
Кухня была убрана, Чарлз сделал все, что мог. Выписать чек матери за платье она не могла, так как чековая книжка находилась в кабинете, который сейчас занимали Ридж и Чарлз. Документы по делу Петровски были там же, да и сейчас ей было бы трудно сконцентрироваться на них.
Наверное, обсуждают приданое, подумала Морея. Она надеялась, что в ходе разговора Риджу удастся все-таки проникнуть в раковину, в которой вот уже некоторое время жил Чарлз. Интересно, что он использует для этого: убеждение, сочувствие или конфронтацию, а может быть, у него на вооружении есть какие-то другие приемы, о которых она и не подозревает?
В любом случае, если кто-то и может вызвать доверие Чарлза, это только Ридж. Ее мать в этом смысле совершенно права. Еще когда они с Риджем занимались делом Симмонсов, Морея поняла: с Риджем Колтрейном спорить трудно. Мало того, когда дело было уже закрыто, она в душе признала его правоту.
Странно только, что раньше она никогда не осознавала этого.
Морея вышла на балкон и села там на диван. Откуда-то доносился слабый запах цветущих роз, вечер был на удивление тихим и теплым. Щебетанье птиц привлекло на балкон и Фланагана, он вошел и разлегся у ее ног.
Глядя на гостиную с балкона, Морея заметила, что картина над газовым камином висит криво. Интересно, давно ли? Наверное, с тех пор, как ушла прислуга. Она хотела попросить Синди найти замену, но забыла. Хотя и убирать-то здесь нечего. Она живет одна, к тому же почти все время на работе, а на своем столе все равно предпочитает убираться сама.
Неужели в кабинете так же пыльно, как и в гостиной? — подумала она. И заметил ли это Ридж? Вряд ли. Тот, кто когда-то купался в ванне с лебедем, вряд ли способен заметить пыль в комнате.
Странно было смотреть на собственную комнату глазами чужого человека.
Мебель была куплена уже два года назад, но это совершенно незаметно. Даже подушки на диване не продавлены. А полированные поверхности и вовсе как новые, если бы не пыль. Морея достала мягкую тряпку и полироль и тщательно протерла пыль. Лимонный запах полироля пробудил в ней инстинкты домохозяйки, захотелось стереть пыль с картин, каминной полки, ламп. Она собрала в стопку непрочитанные журналы, пододвинула кресло-качалку поближе к камину.
Все это время Фланаган наблюдал за ней, положив морду на лапы.
Наконец она присела, обдумывая, куда бы переставить диван. Она могла только обдумывать это, поскольку диван был слишком большой и тяжелый, чтобы она могла передвинуть его самостоятельно, а из кабинета так никто и не показывался.
Положив голову на подушку, она попыталась представить, о чем беседуют там двое мужчин. Только бы не о гольфе или бейсболе и, конечно, не о приданом.
Она закрыла глаза, как ей показалось, на минутку, а потом услышала голос Риджа:
— Морея, у тебя есть десять секунд; если не проснешься, я применю к тебе лекарство для Спящей красавицы.
Она резко выпрямилась.
— Не угрожай мне, Колтрейн. — Тут она вспомнила об отце, закусила губу и оглянулась.
Ридж склонился над ней.
— Раз ты такая быстрая, в следующий раз я дам тебе только пять секунд. — Он уселся рядом с ней на диван. — Ты всегда такая злючка, когда просыпаешься?
Морея взглянула на часы.
— Уже почти полночь, а ты еще имеешь наглость спрашивать меня об этом!
— Хорошо, что я отослал домой твоего отца, прежде чем начать трясти тебя. Кстати, он, видимо, полагает, что я знаю, какая ты бываешь спросонья.