ВАЛЕНТИНА
Мы с Роуз никогда бы этого не сделали. Дело не только в дешёвом отеле... ну, отчасти дело в этом... но с учётом вызывающих зуд простыней, постоянного шума из других комнат и странного запаха, который исходит от слива раковины каждый раз, когда я чищу зубы... да, мы бы никогда не справились с этим.
После всего пережитого нами насилия, когда я сижу на кровати с пружинами, впивающимися в мою задницу, я вспоминаю, что избалована. Тем более, я избалована заботой Адриана, поскольку с ним мне не приходится бояться ежедневных синяков, по крайней мере, тех, о которых я не буду вспоминать с нежностью. Мы бы сбежали из дома и вернулись обратно через неделю, или, по крайней мере, я бы вернулась.
Моему ребёнку и мне грозит смерть, а я сижу здесь и ною сама себе по поводу паршивого номера в отеле и того, как плохо я спала прошлой ночью. Я избалована и эгоистична.
Грубо смахиваю слёзы, которые непрестанным каскадом падают вниз, и спрыгиваю с кровати, чтобы взять свою обувь. Едой из маленькой закусочной на стоянке я, скорее всего, отравлюсь, но мне больше нечего есть. Я поискала о беременности в интернете, и мне выдало информацию о том, что мне нужен чистый белок и железо, чтобы ребёнок вырос здоровым. Ещё мне нужно где-то найти зарядку для телефона, поскольку я забыла свою в спешке, когда торопилась сбежать. Может, кто-нибудь в закусочной разрешит мне воспользоваться своей.
Путь недалекий, но даже при этом я чувствую, словно за пределами гостиничного номера нахожусь у всех на виду. Мои чёрные брюки и шелковая блузка не вписываются в это место, и я в ужасе от того, что его люди охотятся за мной. Я прикрыла волосы поношенной бейсболкой, которую нашла в шкафу, так что после отравления мне, вероятно, придётся разбираться со вшами.
Забираюсь в киоск, и маленькая старая леди в грязном фартуке наливает стакан воды и выжидающе смотрит на меня, ожидая, когда я сделаю заказ.
Стараясь взять что-нибудь простое, я заказываю яйца и тост. Надеюсь, мне удастся переварить это и избавить себя от необходимости приходить сюда еще и на ужин. Женщина, на бейдже которой читается Сэмми, идёт обратно на кухню, а я съёживаюсь, обхватывая себя за талию руками. Донельзя очевидно, что мне нужен план, и что всё время скрываться в номере отеля – не вариант. Адриан вне всяких сомнений пошлёт за мной людей. Если я хочу выжить и позаботиться о своём ребёнке, мне нужно выбраться из города.
Мысль о том, что я уеду, что он никогда не найдёт меня, обнажает некоторые реалии, которые я еще не позволяла себе обдумать. Как я смогу позаботиться о ребёнке, будучи без гроша и работы? Когда он родится, как я смогу смотреть на него каждый день, видя в нём Адриана, и не захотеть вернуться к нему и умолять о прощении?
Мне становится плохо от одной мысли о том, что я больше никогда его не увижу, даже хуже, чем от того, что внутри меня растёт крошечный человек. Глажу рукой свой живот. Он всё ещё плоский, но я могу представить, как малыш растёт, и что я буду чувствовать по мере приближения к дате его рождения.
Сэмми возвращается с яйцами и тостом, которые не так уж и плохо выглядят, или это я настолько голодна, что меня это уже не волнует.
После того, как я сгребаю всё и оплачиваю счёт, я возвращаюсь в номер отеля и рассматриваю то, что у меня осталось. Не сказать чтобы много вещей. Немного одежды, мобильник, несколько ювелирных украшений и небольшая пачка наличных, которую я нашла на дне сумки.
Ничего, что имело бы большую ценность, и ничего, что подсказало бы мне, как выпутаться из этого беспорядка и найти безопасное место. Вот чего я хочу... и по этому я скучаю больше всего. Рядом с Адрианом я чувствовала себя в безопасности. Словно ничто в мире не сможет коснуться меня. Теперь я чувствую себя неприкаянной. Я чувствую себя опустошённой, словно дыня летом.
Вибрирует телефон, и я вижу, что звонок от повара, и скорее беру трубку.
— Привет.
— Всё ещё жива, я погляжу.
Я усмехаюсь.
— Ну, если вши не возьмут меня, то еда может, так что... под конец дня судьба может тебе улыбнуться.
Улыбаюсь себе под нос. Роуз ответила бы в подобном ключе. Она всегда была сильной. Сердце сжимается от желания вновь подержать её за руку. Это не то же самое, что чувствовать боль от тоски по Адриану. Они оба – шрамы на моём сердце, но в разных смыслах этого слова.
— Я приду к тебе сегодня и принесу необходимые вещи. Что-то, что поможет тебе выжить, пока всё не уляжется, чтобы ты смогла выбраться из города.
Она излагает мне мой план слово в слово, и мне кажется, что он слишком предсказуем. И, вероятно, не слишком хорош.
После ещё одной минуты разговора об охране пентхауса она вешает трубку, и я крепче прижимаю телефон к груди. Как так сложилось, что она стала моим единственным шансом на спасение? Даже с учетом того, что она помогла мне выбраться и помогает с едой, я ей не доверяю. Не представляю, как смогу довериться кому-нибудь ещё хоть раз в жизни. От этой мысли мне становится грустно.