— Ну, в морозилке есть огромный контейнер с мороженным. Так что в любое время, когда захочешь, оно твое, — предлагаю я.
Она нежно берет вазочку в свои нежные руки и зачерпывает немного мороженого в рот. Закрывает глаза и посасывает ложечку, наслаждаясь вкусом, прежде чем издать долгий стон удовлетворения.
Черт. Мой член дергается внутри моих штанов от звука, исходящего из ее горла. Лежи, парень, мысленно говорю я своему члену, пересекая комнату и садясь в кресло у окна.
Как только я сажусь, слышу, как Селина говорит: — Не могу поверить, что я не узнала тебя раньше. Просто… Ты выглядишь таким другим. Намного старше. Повзрослел.
— Я тоже не знаю, узнал бы тебя на той вечеринке, если бы не…
— Мои глаза, — догадывается она.
— Ага.
— Значит, ты не был на сто процентов уверен, кто я, когда спас меня от Джино?
Я качаю головой.
— Я знал, что он причиняет боль женщине. Это все, что имело значение в тот момент, и этот ублюдок заслужил то, что получил, — объясняю я опасно низким голосом.
Она вздрагивает от моих резких слов, возможно, вспоминая ту ночь и то, что я сделал, чтобы защитить ее. Я уже не тот невинный маленький мальчик, которого она знала тогда. Я сильно изменился за эти годы. Просто надеюсь, что мы сможем снова найти родство, как раньше. И я надеюсь, что она сможет преодолеть свой очевидный страх передо мной.
Я двигаю челюстью из стороны в сторону, прежде чем продолжить: — Я надеялся, что это ты после того, как столкнулся с тобой в коридоре, но я не был полностью уверен, пока не увидел родинку на твоей шее.
Она рассеянно протягивает руку, чтобы коснуться кончиками пальцев метки в форме сердца.
— Ты и это запомнил, да? — шепчет она.
— Я помню о тебе все, Лина.
При упоминании моего прозвища ее глаза расширяются от удивления. Я уверен, что ее так не называли с тех пор, как она жила здесь, и чертовски приятно снова иметь возможность называть ее так.
— Я так старалась забыть тебя, — признается она в порыве чувств. — Воспоминания о тебе были как самая сладкая пытка. В какой-то момент ты был единственным хорошим моментом в моей жизни, и мне было трудно заново пережить это в памяти, потому что я знала, что, вероятно, никогда больше тебя не увижу. Но иногда ты был просто спасительной милостью, в которой я нуждалась. Единственным, кто помогал мне пережить одни из самых ужасных периодов в жизни.
Я хочу спросить ее, где она была, но знаю, что ей нужно сделать это самой. Ей не нужно, чтобы я давил на нее, чтобы она рассказала свою историю. Итак, я тихо сижу в кресле, наблюдая, как она медленно ест мороженое, и просто наслаждаюсь нахождением с ней в одной комнате, когда все расставлено на свои места, и она по-настоящему трезва впервые с тех пор, как приехала.
— Нико, — тихо говорит она, и, клянусь, мое сердце перестает биться. Я не слышал, чтобы она произносила мое имя десять гребаных лет, и это как будто отдаленное воспоминание раскрывается глубоко в моем сознании.
— Как ты нашел меня? — спрашивает она.
— Чистая удача, — признаюсь я. — Когда твоя мама забрала тебя и исчезла, мы потратили годы, пытаясь выяснить, куда ты подевалась. Это было так, как будто ты просто взяла и исчезла. Как призрак. — Мои руки сжимаются в кулаки на коленях, когда я думаю о том, что сделала ее мать. Для Селины. Для моей семьи. Для меня. Для нас.
— Я должна была сказать тебе правду в тот день, когда она пришла за мной, — говорит она, прежде чем поставить на стол уже пустую миску. Просто осознание того, что она поела любимое мороженым, в некотором роде приносит мне умиротворение. — Моя мать уже однажды продала меня за наркотики, когда ваша семья спасла меня. А потом… она сделала это снова.
— Черт, — шиплю я. Я имею в виду, это была одна из теорий, которую я подозревал с самого начала, но услышать холодную, суровую правду, исходящую прямо из уст Селины…
— Она продала меня Константину Карбоне через несколько месяцев после того, как забрала отсюда, — говорит она с болью в голосе.
Мой мир внезапно перестает вращаться, все резко останавливается. Мне приходится заставить себя произнести следующие слова, потому что я поражен этой новой информацией.