Черт.
Почему я сказала "нет"? "Нет" всегда приводит к новым вопросам. Вопросы, на которые я не хочу отвечать, потому что тогда мой самый глубокий и мрачный секрет станет достоянием гласности, и я не смогу смириться с воспоминаниями о том, что произошло в тот ужасный день.
— Я никогда не бываю в безопасности, — просто говорю ей.
— И почему ты думаешь, что никогда не бываешь в безопасности?
— Потому что он всегда находит меня.
— Кто тебя находит? — настаивает она.
— Константин Карбоне.
Произнесение его имени вслух вызывает у меня дрожь. Это все равно что произносить имя демона и бояться, что он появится в любой момент. Я вижу перемену в лице психиатра, когда она делает какие-то пометки. Боже, хотела бы я видеть, что она пишет. Она думает, что я сумасшедшая? Она думает, что я сама напросилась на все это? Она винит меня за то, что я привлекла внимание Константина к ее работодателю?
Нет, перестань так думать, — мысленно упрекаю себя.
Я боролась с ужасными внутренними мыслями всю свою жизнь. Я всегда ожидаю худшего в любой ситуации. Всегда. И это только потому, что худшее всегда случается.
На самом деле я никогда не была счастлива и в безопасности.
Ну, за исключением того времени, когда жила здесь с Витале в первый раз.
Мой взгляд скользит по стене слева от меня. Мысли о моем прошлом здесь, в этом доме, вызывают знакомую боль, которая занимает центральное место в моей груди. Впервые за долгое время я позволяю себе вспомнить. Воспоминания, которые отчаянно запирала долгие годы. Я почти чувствую запах знакомой травы и то, как она ощущалась у под ногами, когда мы с Нико бегали по двору, играя в пятнашки или пинали мяч. Мы всегда были на улице или находили предлоги, чтобы выйти.
— О чем ты думаешь? — Спрашивает психиатр, возвращая мой взгляд к ней.
— О прошлом, — просто говорю ей.
— Прошлое, когда ты была здесь в последний раз?
Я медленно киваю. Интересно, как много семья Витале рассказала ей обо мне. Я предполагаю все до этого момента. Скорее всего, она знает мою историю, знает мое прошлое. Вероятно, предполагает некоторые из ужасов, через которые я прошла, но, возможно, не смогла бы их понять. Никто не может, кроме меня.
— Помогают ли тебе твои воспоминания отсюда справиться с настоящим и с тем, что случилось с тобой, когда ты была в плену?
В моем горле образуется комок, и я изо всех сил пытаюсь проглотить его. Как будто она видит меня насквозь. Может быть, она может. Может быть, я прозрачна, как призрак. Я действительно чувствую себя так, словно была мертва много лет. Никогда не жила, просто существовала.
— Да, — шепчу я, теребя воображаемую нитку на подлокотнике кресла, в котором сижу. — Как вы думаете? Вы могли бы мне что-нибудь прописать?
— Могу я спросить, чего бы вы хотели добиться с помощью лекарства?
— Я… я просто хочу оцепенеть, — признаюсь я. Мне было трудно смотреть в лицо реальности с тех пор, как я осознала, где я и с кем. Я не хочу видеть выражение жалости и отвращения, которые, без сомнения, скоро будет на лице Нико.
Психиатр поднимает на меня взгляд, ее ручка, наконец, останавливается.
— Я так понимаю, вы были под смесью наркотиков, когда приехали. Они когда-нибудь помогали вам чувствовать себя лучше?
Я обдумываю ее формулировку. Заставили ли они меня почувствовать себя лучше? Нет, не совсем. Они просто замаскировали все, чтобы в итоге я могла со всем справиться.
Медленно качая головой, ничего не отвечаю ей.
— Я думаю, что справиться с прошлой травмой трезвой было бы гораздо лучшим вариантом, чем под кайфом или в бессвязном состоянии. Вы согласны?
Я ерзаю на стуле и смотрю на часы на стене. Боже, прошло всего тридцать минут. Такое чувство, что я провела на горячем сиденье по меньшей мере два часа.
— Как насчет этого? — предлагает она. — Если ты продолжишь встречаться со мной, и мы продолжим разговаривать, я, возможно, захочу прописать тебе успокаивающее средство, чтобы помочь с твоими паническими атаками, о которых ты мне рассказала. Но я не смогу полностью оценить тебя во время этого первого визита, Селина. Ты понимаешь?
Я слегка киваю ей.
Мне неприятно думать о попытках справиться со всем этим трезвой, но что еще могу сделать? У меня не такой легкий доступ к наркотикам, как раньше.
— Мы закончили?
— Ты хочешь закончить? — спрашивает она.
Я снова киваю.
— Тогда мы можем закончить, — просто говорит она. — В то же время в среду?
— Хорошо.
Я могу сказать, что доктор считает меня крепким орешком, и не знаю, сможет ли она когда-нибудь пробиться сквозь жесткие внешние стены, которые я возводила вокруг себя на протяжении многих лет. Я потратила много времени на их укрепление, чтобы никто не мог проникнуть внутрь. Даже толком не помню, какой девушкой была до того, как Константин похитил меня и лишил невинности. Может быть она где-то там, — кричит.