Она моя.
Рука сжимается в кулак, и я сильно ударяю им по крышке длинного деревянного стола. Она может игнорировать меня сколько угодно, но это ничего не изменит. Я не уступлю. Я родился в ненависти к ней и ее семье. И хотя в детстве мы были друзьями, сейчас, когда мы взрослые, это ни хрена не значит в реальном мире. Хоть она и моя жена, это не значит, что она должна мне нравиться или, не дай бог, я обязан любить ее.
Даже при том, что мои мысли все такие же, прошлой ночью что-то действительно изменилось. У меня есть страстное желание к ней, которое я не могу остановить. Потребность в том, чтобы она была подо мной, выкрикивала мое имя, пока я вгоняю свой член в ее тугую киску. Я хочу, чтобы она знала, кому принадлежит ее тело, и я хочу чувствовать это снова, и снова.
Мой член подергивается в штанах. И когда я надавливаю на него ладонью, громко стону. Я так чертовски возбужден, что даже не могу нормально думать. Одна мысль о ее красных губах, обхватывающих мой член, сводит меня с ума.
Расстроенный, я наливаю себе еще виски и выпиваю его одним глотком. А потом наливаю еще и еще, пока не начинаю чувствовать онемение.
Известно, что я за одну ночь опустошаю бутылку дорогого виски. Я хотел бы сказать, что я топлю своих демонов, но, к сожалению, они умеют плавать.
Глава 27
Верона
Желудок урчит с такой силой, что у меня почти кружится голова. Я так голодна. Сегодня я пропустила завтрак, обед и ужин только для того, чтобы не встречаться лицом к лицу с Лукой, и теперь расплачиваюсь за это.
По какой-то причине я подумала, что, возможно, он подойдет после ужина, извинится и предложит мне поесть. Но теперь я знаю, что была слишком наивна. Уже почти десять часов вечера, а я ничего не ела со вчерашнего вечера.
Кипя от злости, я накидываю прозрачное кимоно в цветочек на свою темно-синюю ночную рубашку и выхожу из комнаты. Я на цыпочках прохожу по тихому коридору и спускаюсь по лестнице на кухню. Пересекаю столовую, когда замечаю движение у стола и останавливаюсь как вкопанная.
Я встречаюсь с ним взглядом через всю комнату. Я могу сказать, просто взглянув на него, что он пьян, но почти пустая бутылка виски сразу выдает его.
— Что ты делаешь? — спрашивает он, его слова заплетаются.
Сначала в голове у меня пустота. Я так ошеломлена его расслабленным состоянием. Пиджак перекинут через спинку стула, а рубашка расстегнута, обнажая мускулистую грудь, которая запросто могла бы поместиться на обложке журнала.
— Дай угадаю, — говорит он, растягивая каждое слово. — Ты голодна.
— Да, — шепчу я.
— Надо было спуститься к ужину, — говорит он, пожимая плечами.
— Ты не можешь уморить меня голодом, — с нажимом говорю я.
— Я мог бы, если бы захотел. На самом деле я мог бы сделать с тобой все, что захочу, — признается он. — Не то, чтобы ты этого не заслуживала.
Его слова заставляют меня сделать шаг назад.
— Я ничего из этого не заслуживаю! — Яростно говорю ему. Я устала от его постоянной враждебности по отношению ко мне. — Я никогда ничего тебе не делала, Лука.
Он закрывает глаза, когда я произношу его имя.
— Ты одна из них.
— Одна из них? — Спрашиваю я, не понимая.
— Моретти, — усмехается он, как будто это имя оставляет неприятный привкус у него во рту.
Я не знаю, что будет дальше, но думаю, что, честно говоря, мы с ним только что достигли критической точки.
— Пошел ты, Лука, — шиплю я.
Его глаза открываются и сужаются, когда он смотрит на меня.
— Что ты мне только что сказала?
— Пошел ты! — кричу я.
Не успеваю и глазом моргнуть, как он встает со стула и направляется прямо ко мне. Визжа от ужаса, я поворачиваюсь, чтобы убежать, но он слишком быстр. Лука поднимает меня на руки и подводит к столу, перегибая через край и прижимая мое лицо к дереву. Он заводит мои руки за спину и удерживает их на месте одной из своих больших ладоней, в то время как другой хватает меня за затылок.
— Скажи это еще раз, — шипит он мне сквозь стиснутые зубы.
И я так делаю.
— Пошел ты!
Следующее, что я слышу, — это звук рвущегося кимоно, которое срывают с моего тела, кружевной, нежный материал разлетается в клочья вокруг меня. Его рука тянется к подолу моей ночной рубашки, и я кричу: — Не смей!
Он колеблется, а затем говорит: — Что ты сделаешь, Верона, если я прикоснусь к тебе? Будешь ли ты выкрикивать мое имя и умолять об освобождении, как прошлой ночью?
Мое лицо вспыхивает от смущения.
— Может быть, ты хочешь, чтобы я отшлепал тебя и снова сделал влажной, — шепчет он мне на ухо, и аромат дорогого скотча овевает мое лицо.
— Пожалуйста. Остановись, — умоляю я.
Он сжимает мои руки, прежде чем отпустить, с отвращением усмехаясь. Он начинает уходить от меня из комнаты, когда я кричу ему вслед: — Я не знаю, что, по-твоему, моя семья тебе сделала, но мы ничего не делали!
Он останавливается и оборачивается, выражение его глаз пугает меня до чертиков. Несколькими длинными шагами он сокращает расстояние, между нами, хватая меня за шею. Он прижимает меня к стене и наклоняется, пока не оказывается всего в дюйме от моего лица.