— Да! Лука! — Кричу я.
Одной рукой он сжимает мое левое бедро, а правой возвращается к моему горлу. Он сжимает, глядя мне в глаза, словно проверяя мою реакцию. Мои глаза расширяются, когда он крепче сжимает меня, без сомнения оставляя синяки на моей коже, когда он удерживает меня на месте и трахает сильнее, чем когда-либо прежде.
Может быть, это из-за нехватки кислорода ... или, может быть, из-за того, что мы на улице, на публике, где любой может видеть нас и наблюдать, но я не думаю, что когда-либо раньше была так возбуждена. Слишком скоро я снова подхожу к краю, прежде чем успеваю это осознать. У меня кружится голова, и я почти теряю сознание, когда выдыхаю имя Луки, а моя киска мертвой хваткой сжимает его член, пока я переживаю самый взрывной оргазм в своей жизни. Перед моими глазами вспыхивают звезды, когда я издаю беззвучный крик.
— Да, Верона, — стонет он. — Давай со мной. Только со мной.
Он медленно отпускает мое горло, и я хватаю ртом воздух. Моим легким отчаянно нужен кислород, и требуется некоторое время, чтобы головокружение прошло.
— Только ты, — соглашаюсь я, когда перевожу дыхание.
Лука смотрит мне в глаза и признается: — Я бы убил ради тебя.
Ладно, это не те три слова, которые хочет услышать каждая девушка, но я знаю, что, когда дело касается Луки, это может быть самое близкое к "я люблю тебя", которое я когда-либо получу.
— Я люблю тебя, — шепчу я.
Произнеся эти слова, Лука издает гортанный звук, который звучит почти дико, когда его семя изливается в меня. Он трахает меня, пока полностью не изливается. А потом он наваливается на меня, прижимая к стене.
Мы остаемся так несколько минут, я обнимаю его, пока его член не смягчается. Его губы нежно целуют мою шею, без сомнения, пытаясь смягчить синяки. Затем он, наконец, выходит из меня и помогает мне опустить дрожащие ноги на землю. Я покачиваюсь на высоких каблуках, пока он достает из кармана пиджака носовой платок и вытирает меня. Он выбрасывает его в ближайший мусорный контейнер, прежде чем посмотреть на меня.
Как будто чары, под которыми он находился, рассеялись, потому что я вижу момент, когда он возвращается к реальности.
— Я причинил тебе боль? — спрашивает он, осторожно опуская подол моего платья.
Я качаю головой.
— Мне нужны твои слова, милая, — говорит он, приподнимая мой подбородок, чтобы встретиться с ним взглядом.
Все, что произошло сегодня вечером, всплывает в моем сознании, и я внезапно начинаю плакать. Лука притягивает меня ближе и обнимает, шепча извинения мне на ухо. Но дело не в том, что он только что трахнул меня в грязном переулке, где люди, вероятно, наблюдали за нами. Нет, дело в том, что Константин Карбоне прикоснулся ко мне. Он хочет меня. Он угрожал продать меня, и мысль о том, что он заберет меня, ужасает.
— Что, если Константин придет за мной? — Я внезапно отстраняюсь и спрашиваю.
Лука смотрит мне в глаза и говорит: — Я никогда не позволю этому случиться. Сначала ему придется убить меня. — Он заключает меня в объятия и долго держит, прежде чем, наконец, сказать: — Пойдем домой.
Глава 43
Лука
Когда мы возвращаемся домой, Верона крепко спит, свернувшись калачиком у меня на коленях. Мне неприятно будить ее, но я не хочу, чтобы она всю ночь проспала в машине. Не знаю точно, когда Верона пробралась в мое холодное, темное сердце, но она теперь там. Она мне небезразлична. Я никогда не думал, что когда-нибудь буду о ком-то заботиться. Это пугает, но в то же время в некотором роде успокаивает. Может быть, я все-таки не законченный монстр.
Она сказала мне, что любит меня. Я закрываю глаза, все еще слыша, как ее мелодичный голос произносит эти слова. Черт возьми, я буду смаковать их вечно. Я не знаю, смогу ли когда-нибудь сказать ей то же самое, но уверен, что испытываю к ней более сильные чувства, чем когда-либо испытывал к кому-то другому за всю свою жизнь.
И мысль о том, что кто-то может отнять ее у меня, заставляет меня краснеть. Одна мысль о том, что Константин прикасается к ней, или о том, что он может предъявить на нее какие-либо права, заставляет мой пульс стучать в венах, как сердитый военный барабан.
И, возможно, война — это ответ, когда дело касается Константина. Я вступал в войну за гораздо меньшие вещи. И теперь, когда Верона — самый важный человек в моей жизни, я хочу, чтобы все знали, на что готов пойти, чтобы защитить ее. Я бы умер за нее, вернулся к жизни и снова всех убил. Моя месть не знает границ ни на этой земле, ни в загробной жизни.