— Проституток Тамассони… — начал было «рубить правду-матку» Караваджо, но кардинал резко поднял руку.
— Помни, что я помог тебе и не смей говорить в моем доме того, что тут звучать не может! — потребовал кардинал.
На самом деле не в доме происходил разговор, а в резиденции кардинала-протектора Неаполитанского королевства. Впрочем, Асканио Колонна недавно стал тем самым кардиналом-протектором и гордился таким назначением, потому… и не только… он не хотел никаких конфликтов и чтобы с ним связывали имя Караваджо, за которым открылась настоящая охота. Дело в том, что сам папа Павел V объявил художника «вне закона», что означало, что опального художника может убить каждый без негативных последствий для себя. Кроме того, имеют место быть положительные моменты для потенциального убийцы великого творца — денежное вознаграждение от папы и не только.
Семейство Тамассони также объявило награду за голову Микеланджело Меризи да Караваджо. Только за одну голову — награда большая, а за предоставление всего тела, да и говорящего — очень большая. Тамассони поставляли проституток в лучшие дома Рима и не только. Не раз и не два было такое, когда элитные, специально отобранные и обученные проститутки, появлялись и в Ватикане. Мало было кардиналов, которые не имели внебрачных детей, даже у Асканио Колонна был сын, но еще больше священников не брезговали прибегать с услугам Тамассони. Поэтому на просьбу поставщиков греха найти и покарать Караваджо, откликнулись многие, и Микеланджело пришлось спешно бежать в Неаполитанское королевство. Но и здесь гарантий безопасности нет [в РИ Караваджо сбежит чуть позже из Неаполя на Мальту, его примут хорошо, но скоро заключат в тюрьму, он сбежит на Сицилию, где переживет покушение, в 1610 году вроде бы пойдет пешком в Рим, но не дойдет].
— Оставь мне эту картину, Микеланджело, и беги! И, кстати, есть куда! — сказал кардинал, как будто что-то вспомнил.
— Куда? На Мальту? Может, в Новую Испанию? К протестантам? Так там меня не примут, а я не собираюсь менять веру. Любой католический правитель выдаст меня, так как папа объявил вне закона, — размышлял Караваджо.
И вроде бы делал это сокрушенно, понурив голову, но где-то далеко, в подсознании, тлела надежда, что выход есть.
— Отправляйся к ортодоксам! — кардинал похлопал по плечу своего приятеля.
— Куда? — растеряно спросил художник.
— Тебя ищут не только Тамассони или иезуиты, московиты прислали папе Павлу Пятому письмо, где просят поспособствовать твоему переезду в Московию, чтобы, если ты согласишься, папский престол не чинил препятствий. Письмо пришло еще три недели назад, но я узнал только вчера. Впрочем, для того я и пришел к себе же домой, чтобы увидеть тебя, — Асканио Колонна уже не излучал уныние.
— Монсеньор! Но, там же… темнота, ересь и… где я буду покупать ингредиенты для красок? Кто станет заказчиком? Я же не могу писать одни портреты? Вы знаете, что я это не люблю, и что пойти против себя же не смогу. Так я закончусь, как художник, — возмущался Караваджо.
— За тебя московиты дают сто флоринов! Не лир, а золотых флоринов! И ты думаешь, что будешь жить там плохо? Итальянцы уживались с московитами. Фьораванти! Знаешь такого? Он строил храмы московитам, кстати, бежал от папы тоже и удачно. Были и иные мастера в Московии из числа наших соплеменников. Там не должны еще забыть итальянского языка. А нет… так на латыни поговоришь. Не такие они уже и темные. Да и не навсегда же. Я упрошу папу сменить гнев на милость. Да и не вечный он… — говорил кардинал, а Караваджо уже думал, где ему купить краски и столь много, чтобы хватило надолго.
Творец и не заметил, как принял решение и стал только обдумывать организационные моменты. Он часто, слишком часто, чтобы быть счастливыми, принимал решение эмоциями и по наитию. От того Микеланджело страдал, но от этого же и оставался творцом.
— Монсеньор, а кому дадут сто флоринов? — спросил Караваджо.
— Тому, кто привезет тебя в Прагу, кроме того, обещают покрыть расходы на дорогу, — улыбался кардинал.
— А у Вас можно одолжить девяносто флоринов, чтобы отдать позже сто? — спросил Караваджо, окончательно принимая решение.
21 декабря 1606 года.
— Иван Исаевич, тебе в радость эта работа? — раздраженно спросил Заруцкий у Болотникова.
— А что делать? Так нужно! — без особой радости в голосе отвечал Ивану Мартыновичу Болотников. — Нынче получим серебро за людей и все, зимовать.