Вздыхаю с облегчением, когда подходит наш официант. Скотт заказывает бутылку моего любимого белого вина и еду для меня. Мое сердце немного тает от того, что он точно знает, чего я хочу. Жареная курица альфредо с черными трюфелями. Я немного забочусь о своем здоровье и стараюсь внимательно следить за всем, что вкладываю в свое тело. Я не из тех людей с высоким метаболизмом, которые могут съесть что угодно и не набрать ни фунта. Итальянская кухня — моя единственная слабость, а богатый сливочный соус альфредо — мой криптонит.
— Ты вспомнил, — говорю я, не в силах скрыть удивление в голосе.
— Несмотря на мои действия в прошлом году, я помню все о тебе, Мэллори.
Не зная, что на это ответить, я разворачиваю салфетку и кладу ее на колени. Верчу вилку, поправляю стакан с водой... все, что угодно, лишь бы не смотреть на Скотта. Я поправляю и без того ровное столовое серебро. У меня перехватывает дыхание, когда теплая рука Скотта накрывает мою, останавливая мое беспокойство.
— Детка, тебе не нужно нервничать. Это всего лишь я.
Я не могу сдержать презрительного фырканья. Конечно, я нервничаю. Я провела месяцы, чувствуя себя непривлекательной и нелюбимой. Я ненавижу, что моя уверенность так сильно пострадала от его безразличия. Раньше у меня никогда не было проблем с самооценкой. Я знаю, что не уродина. Скотту потребовалось много времени, чтобы убедить меня, что мои изгибы — это благословение, а не проклятие, но даже до того, как смирилась с тем, что у меня никогда не будет пятого размера, я все равно знала, что хорошенькая. Умом понимаю, что не изменилась, и все же, я больше не вижу красивую женщину, которую привыкла видеть в зеркале. Ловлю себя на том, что недовольна своей внешностью, вместо того чтобы оценить то, что у меня есть. Поэтому вместо того, чтобы чувствовать себя уверенно в своем красивом платье с идеально уложенными волосами и макияжем, я нервничаю и не уверенна в себе.
Официант возвращается с нашей бутылкой вина и быстро наливает два бокала, прежде чем убежать, оставляя Скотта и меня совершенно одних. Благодарная за повод прервать контакт, я убираю свою руку и делаю приличный глоток вина. Прохладная освежающая жидкость — как раз нужное количество сладости.
— Нравится? — спрашивает Скотт.
— Очень, благодарю тебя. — Делаю еще глоток, прежде чем поставить бокал. — Как работа? — спрашиваю, решив, что, возможно, если сама начну светскую беседу, это помешает ему начать разговор, который, как я знаю, он хочет завести. Я не готова говорить о наших отношениях.
— Оживленно. Мы только что подписали многомиллионный контракт с «Тортон Маркетс».
— Это замечательно, — говорю я с гордостью. Я не могу помочь, но горжусь его достижением. Он чертовски хорош в своей работе и заслуживает успеха, но узнав, что он только что начал новый проект, настораживаюсь. Он и так проводит слишком много времени в офисе, а с таким огромный контрактом легко могу представить, что ему придется гораздо больше времени проводить на работе. Как он сможет найти время, чтобы поработать над нашими отношениями, когда будет так серьезно занят?
— Спасибо. Теперь, когда мы подписали контракт, я позволю Чаку проявить себя.
— Что?! — Восклицание срывается с моих губ громко и недоверчиво. Я хлопаю себя ладонью по губам, злясь на себя за то, что потеряла контроль над своей речью.
Скотт грустно улыбнулся.
— Решил, что пришло время делегировать полномочия. Когда я говорил тебе, что все будет по-другому, имел в виду именно это. Я не повторю одну и ту же ошибку дважды. Ты для меня важнее работы. Я люблю тебя, Мэллори. И не собираюсь сдаваться. Никогда.
И снова понятия не имею, как реагировать. Он говорит все, что я хочу услышать, но могу ли ему доверять? Я провела так много бессонных ночей, пытаясь понять, почему мой муж стал отстраненным и пренебрежительным... я отчаянно хочу знать почему, но слишком труслива, чтобы спросить. Могу ли двигаться вперед, не зная, что вызвало раскол? Сможет ли мое хрупкое сердце вынести объяснения, почему он изменился? Я не уверена, что это возможно.
Последовавшее за этим молчание оказалось неловким. Уверена, Скотт хочет больше говорить о нас, но опасается давить на меня еще больше, чем он уже сделал. Я испытываю невероятное облегчение, когда он спрашивает меня, как продвигается работа. После этого наш разговор протекает гладко.
Я рассказываю ему о новых проделках миссис Андерсон. Ей семьдесят пять, если не больше, и она не может выносить ни одного дизайна больше шести месяцев. Я переделывала ее гостиную, кухню, хозяйскую спальню и три гостевые спальни в ее доме по меньшей мере три раза за последние четыре года. Почти уверена, что она постоянно меняет свое решение, чтобы досадить мужу. Поговорим о целях взаимоотношений. Они женаты уже пятьдесят лет, и, несмотря на то, что она доводит его до безумия, любовь проявляется в каждом их действии друг к другу. У них такие отношения, какие я всегда представляла себе со Скоттом. Жизнь, полная любви и счастья. Однако сейчас она кажется для нас невозможной.
Это разбивает сердце.
— О чем ты там так напряженно думаешь? — спрашивает Скотт, прерывая мои мрачные мысли.
— О, просто думаю о семье Андерсонов, они только что отпраздновали свою пятидесятилетнюю годовщину…
Нахмуренное красивое лицо Скотта выражает понимание. Он схватывает мою меланхолию при мысли, что у нас может не быть этого.
— Мэл...
— Ну... это мило, — быстро говорю я, прерывая то, что он собирался сказать.
Он смотрит на наши пустые десертные тарелки и понимает, что наше свидание подходит к концу. Я вижу, как работает его мозг, и представляю, как он пытается придумать что-нибудь, чтобы оттянуть окончание нашего свидания. Должно быть, он так ничего не придумал, потому что бросает на стол несколько банкнот и провожает меня из ресторана.
Оказавшись на улице, он берет меня за руку, как миллион раз раньше. Я слегка сжимаю его руку в знак признательности, ведь он держит меня так, чтобы поймать, если я споткнусь на каблуках на неровном тротуаре. Он молча проводит меня к машине, медлит, как будто не хочет уходить. Если честно, я тоже не хочу уходить.
Раньше, когда я говорила, что вечер прошел хорошо, это были не пустые слова. Я могла бы избежать необходимого нам серьезного разговора, но за последние два часа мы проговорили больше, чем за последние два месяца. Это напомнило мне о том, как все было раньше... и, возможно, знак, что все может вернуться.
Скотт сокращает расстояние между нами и прижимает меня к краю машины. Он наклоняется и проводит носом по моей чувствительной шее, вызывая мурашки по коже, когда вдыхает мой запах. Это еще один жест, который он делал миллион раз.
— Ты всегда так чертовски хорошо пахнешь. Лавандой и ванилью.
Я вздрагиваю от его полных страсти слов. Или, может быть, от того, как его губы легко двигались по моей коже, когда он говорил. Или от его пальцев, щекочущих мою руку, когда он проводит ими вверх и вниз от плеча до запястья. Невинное прикосновение, но оно совершенно отвлекает и заставляет мой мозг зависнуть, потому что я знаю, как хороши его руки, когда он ласкают ими другие части моего тела.
Скотт скользит губами вверх по моему горлу, двигаясь к моим губам, и слегка целует меня. Едва заметное прикосновение его губ к моим. Прикосновение — как газ на пламени. Я обвиваю руками его шею и прижимаюсь к его губам. Приняв мои действия за разрешение, он сильнее прижимает меня к себе и целует еще крепче. Наши языки танцуют вместе. Сначала поглаживал игриво, потом более настойчиво. Сказать, что мы пожираем друг друга, было бы преуменьшением.