Атмосфера отеля совершенно зачаровала Байрона, следующим летом он решил попробовать себя в другом качестве, и таким образом прошел путь от коридорного до консьержа. Свою карьеру он сделал благодаря огромному любопытству, которое всегда испытывал к людям, к их желаниям, требованиям, мечтам.
Родители втайне лелеяли надежду, что сын станет врачом. На его месте так бы и поступил любой богатый отпрыск старинного рода. Но Байрон выбрал работу, которая ему нравилась своим бесконечным разнообразием, и никогда не пожалел об этом. Большой отель его по-прежнему завораживал. Для Байрона не существовало неразрешимых проблем, безвыходных ситуаций; причем всякий раз он старался учитывать и частный, и общий аспекты. Его выбор остановился на компании «Темплтон» не случайно: Байрон потратил немало времени на изучение отелей – богатых и роскошных, маленьких и скромных. Он интересовался устройством сети новомодных гостиниц с конвейерным производством, восторгался очарованием старых европейских гостиниц, вникал в дела отелей Лас-Вегаса – сверкающих и пышных. Но отели компании «Темплтон» привлекли его больше всех – благодаря своей семейной традиционности, четкой, слаженной работе и непередаваемому, только им присущему шарму.
Байрон знал по именам всех, кто находился у него в подчинении, и считал это само собой разумеющимся, частью своей работы. И когда он улыбался сидящей за стойкой женщине: «Привет, Линда!», он не подозревал, что у нее начинало учащенно биться сердце, а буквы на клавиатуре путались.
В административном отделе жизнь кипела, как чайник на плите. Звенели телефоны, стучали факсы, жужжали ксероксы. Байрон шагал мимо столов, заваленных бумагами, обменивался по дороге приветствиями – и у мужчин сразу расправлялись плечи, а женщины жалели, что не успели подкрасить губы перед его приходом.
Дверь в кабинет Лоры Темплтон была открыта. Послав ему быструю улыбку и махнув рукой на стул, она продолжала говорить по телефону:
– Я уверена, что нам все удастся устроить, мисс Бингэм. Не думаю, что мистер Хаббл… Да-да, я понимаю, как это важно, но мистер Хаббл… – Она замолчала, страдальчески глядя на Байрона. – Сколько еще кресел понадобится? – Терпеливо выслушав, она улыбнулась. – Нет, конечно нет. У вас будет достаточно места, если вы воспользуетесь террасой. Нет, вероятность дождя крайне мала. Синоптики обещают чудесный теплый вечер, и прием пройдет великолепно. Очевидно, вы с мистером Хабблом просто не поняли друг друга, и… – Она стиснула зубы. – Давайте, я поговорю с мистером Хабблом сама, а потом снова свяжусь с вами! Да, до полудня. Непременно. Разумеется. Всего хорошего, мисс Бингэм, – Лора повесила трубку. – Она просто полоумная!
– Откуда она – со съезда дантистов или со слета дизайнеров интерьера?
– Она дизайнер. В последнюю минуту она почему-то решила, что сегодняшний прием на шестьдесят человек не удастся. По какой-то непонятной причине она не доверяет Бобу Хабблу и отослала его прочь.
– Ваша беда в том, что вы носите фамилию Темплтон, – улыбнулся де Витт. – Все считают, что вы тут главная.
«Если бы они видели ее кабинет, то ни за что бы так не решили», – подумал он про себя. Маленькая, тесная комнатка без окон. Байрон знал, что Лора сама выбрала кабинет и круг обязанностей, когда начала работать в отеле – разумеется, не полный рабочий день. Он, кстати, всегда недоумевал, как она со всем справляется – дети, дом, магазин, отель… Но Лора всегда была спокойна и собранна, четко выполняла свою работу. Однако в глубине ее глаз постоянно таилось страдание. «Все это неудачное замужество», – со вздохом подумал Байрон.
– Не надо вам было спускаться сюда, Байрон. – Она торопливо что-то записала на листке бумаги. – Я сама собиралась прийти к вам в кабинет.
– Ничего. Так что за проблемы с бойцами зубного фронта?
– Ох, даже не знаю, как начать. Кто бы мог подумать, что у дантистов нет никакого понятия о приличиях?! – вздохнув, она начала перебирать бумаги на своем столе. – Вот, у меня лежат жалобы от обеих сторон конфликта, и я ума не приложу, что с этим делать.
– Я не помню проблемы, с которой бы вы не могли справиться.
– Спасибо за комплимент, но тут ситуация деликатная. Видите ли, двух врачей застукали в совершенно недвусмысленной обстановке… О, не подумайте чего-то совсем уж дурного: один из этих врачей – женщина. Так вот, ее муж решил преподнести супруге сюрприз, явился сюда без предупреждения, и…
– Господи, как я люблю свою работу! – восхищенно проговорил Байрон. – Она напоминает многосерийную мыльную оперу.
– Вам легко говорить! А я сегодня целый час провела с рыдающей женщиной. Она сидела на вашем месте, лила слезы и рассказывала кошмарные истории о своих замужествах, о своих романах, о своем психотерапевте… – при воспоминании об утреннем разговоре Лора скривилась как от зубной боли. – Это ее третий муж, и она утверждает, что у нее болезненная склонность к супружеским изменам.
– Ей надо выступить в «Опра»[1]. Пусть посоветуется со зрителями – они любят обсуждать дам, склонных к супружеским изменам. Вы хотите, чтобы я с ней поговорил?
– Нет, надеюсь, я выставила ее достаточно мягко. У нас тут другая проблема. Итак, рассказываю по порядку: входит муж и застает свою жену в объятиях другого, – она поморщилась. – Кстати, этот другой оказался его свояком.