Подруги пожимают плечами, мол, а кто этой такой вообще. Соня возвращает взгляд на меня.
— Извини, Кирюш, но сегодня секса не будет, — улыбается и, как ни в чем не бывало, поднимается со стула, чтобы пойти танцевать с остальными мартышками.
Догоняю крошку уже на танцполе.
«Э-э-э, нет, экс-Орлова! Динамить взрослых мальчиков — не хорошо. Я зря сюда приехал, что ли? Зря отказался от футбола и пива?», — не говорю вслух, а просто хватаю девушку за руку чуть выше локтя и тяну на себя.
Крошка, не ожидая подобного маневра, камнем падает на мою грудь. Поднимет голову вверх, прикусывает нижнюю губу, а затем проводит по ней кончиком языка.
Издевается!
— Сонь, поехали домой. Оно тебе не надо, — киваю в сторону ее подруг.
— А что мне надо? — смеется.
— Ну, уж точно не приключения на то самое место.
Ткнув в мое плечо пальцем, Мартынова немного отстраняется. Хочет отойти еще дальше, но капкан моих рук сжимается на ее талии сильнее, отчего рыжая заноза злится.
— Орлов, руки убери!
— Уже, — качаю головой. — Поехали домой.
— Не поеду. Я сегодня отдыхаю, понятно?
— Соня, — вздыхаю, закатив глаза. — Как дал бы сейчас… А-та-та по попе за непослушание перед мужем.
— Бывшим! — поднимает палец вверх, восклицая. — И что, значит, дал? Не имеешь права, вообще-то.
Я не спорю с рыжей капризулей, а как истинный неандерталец хватаю свою добычу за щиколотки и на плечо.
Царапается. Кусается. Шипит на ухо, как кошка дикая. Приходится сбить спесь, шлепнув ладонью по ягодицам.
— Я! Я… — угрожает, закипев от злости. — Просто так этого не оставлю. Да я тебе по стенке размажу. Прихлопну!
Оказавшись на улице, ставлю дамочку на землю, но она шатается и, если бы не мои сильные руки, то уже шлифовала своими выдающимися формами тротуарную плитку.
— Потише, мартынуль. Завтра еще спасибо мне скажешь за то, что спас тебя.
— От чего? Разрешите узнать, — переходит на деловой тон и, оглянувшись по сторонам, поправляет платье, думая, что никто ничего не видит.
— Ну, хотя бы от похмелья и траты денег. До зарплаты еще ж далеко!
Соня злится. Скрестив на груди руки, сверлит меня взглядом, равняя с асфальтом, как каток.
— А тебе не пофиг, а? Чего ко мне прицепился? Только я соберусь начать новую жизнь, как неожиданно появляешься ты. Хватит, Орлов, следить за мной! Фенита ля комедия. Твой поезд ушел фиг знает когда! Так что, аривидерчи, дорогой.
Я не верю глазам, но колючка действительно уходит. Твою ж девизию! Бегу за ней, а что еще делать?
— Сонь, стой, — хватаю за руку уже по привычке.
Скрестив на тонкой талии пальцы, прижимаюсь к девушке сзади и едва не схожу с ума от близости наших тел.
«Моя капризная, любимая дурында. Ну как же с тобой тяжело, Соня», — крутится на языке, но я молчу, зарывшись лицом в ее затылок.
— Кирилл, пожалуйста, отпусти. Ну, правда, — произносит серьезным тоном.
— Не могу. Ты же упадешь.
— Да я вообще говорю! Отпусти меня навсегда. Насовсем, понимаешь? Я замуж хочу, детишек, собачку рыжую хочу, и может быть, рыбок в аквариуме.
— Думаю, собачку и рыбок не получится.
— Почему? — удивляется.
— Моему Барсу не подойдет.
— Да причем здесь твой кот?! — хмыкает, а затем медленно оборачивается и впивается в меня подозрительным взглядом. — Подожди. Я что-то сейчас не поняла. Ты сказал, что…
— Угу, сказал. Сонь, выходи за меня, а? Будет тебе муж и детишки.
Смеется громко, едва не истерит. Прикладывает к моему лбу тыльную сторону ладони, мол, не перегрелся я тут случайно.
Убираю ее руку и подношу к губам, целуя каждый пальчик.
— Сонь, ты не ответила.
— А надо? — удивляется.
— Я замуж тебя позвал.
— И что? Я там уже была, — ухмыляется. — Ничего интересного, между прочим.
— Я изменился.
— Не верю, — качает головой. — Бабники никогда не меняются, разве только, когда уже на полшестого.
Опускает взгляд вниз, концентрируясь на ширинке моих брюк. Хмурится.
— Что уже?
— Не понял.
— Уже на полшестого?
Закатываю глаза. Обнимаю крепче, чем надо.
— Дура ты, Мартынова. Там все нормально. Ночью проверишь.
— Разве только для здоровья, — бубнит под нос, а затем: — Орлов, ну почему ты такой гад?
— В смысле?
— Почему все наши с тобой встречи заканчиваются в постели?
— Тебе же нравится, — улыбаюсь.
— Нравится, но я правду сказала. Замуж хочу, а ты все портишь, как всегда!